После окончания совещания Док снова уединился в углу со своими разъяренными друзьями. Он объяснил им ситуацию, хотя они и сами прекрасно все это знали.
— Это неразумно, — сказал Кларк. — И это не по-солдатски. Но что бы ни делал кто-то другой, я не собираюсь сидеть сложа руки.
— Это не обязательно будет война одного человека, Док, — сказал Брукс.
Ренни, Джонни и Длинный Том, не колеблясь, заверили его, что все это время они были вместе и так будет и дальше.
— У меня есть еще как минимум три человека, которые присоединятся к нам, — сказал Ренвик. — Австралиец Битон. О’Брайен — ирландец, как вы понимаете. И Коэн из Бруклина — из французского иностранного легиона, воинственный Йид. Все они крутые парни.
— Приведите их сюда, — сказал Сэвидж, а потом обратился к Тому: — Как вы думаете, вы пока еще будете работать на генераторной установке?
— Не знаю, — ответил Робертс. — Я пойду к забору и спрошу, должен ли я явиться во вторую смену.
Вскоре Том вернулся.
— Шлейфштейн говорит, что все заключенные, назначенные на работу в германском отделении, за исключением разгружателей товарных вагонов, должны явиться, как обычно, — сообщил он.
— Хорошо, — кивнул Док. — Я скажу вам, что делать, прежде чем вы уйдете.
Он посмотрел в окно на поезд. Новых военнопленных на нем не привезли, но к грузовым вагонам был прицеплен один пассажирский. Вероятно, это могло означать только одно…
— Длинный Том, не спускайте глаз с Мердстоуна, — сказал Кларк. — Джонни может сменить вас перед тем, как вы пойдете на работу, чтобы вы могли получить свои инструкции.
Робертс потер руки. На этот раз с его лица исчезло кислое выражение.
— Отлично! Наконец-то! — улыбнулся он. — Шанс закоротить бошей!
Незадолго до вечерней переклички Сэвидж снова выглянул в окно. Он обрадовался, увидев, что на западе сгустились темные тучи, так как надеялся, что сегодня ночью они принесут дождь. Чем раньше, тем лучше. Кларк также увидел барона и эскорт из шести солдат, ожидавших у ворот русской части. Все вместе они пошли в лазарет.
В столовой повисла напряженная атмосфера. Все присутствующие говорили вполголоса. Многие посмотрели в сторону стола, за которым сидели Док и его друзья, включая Витона, О’Брайена и Коэна. Дантрита за столом не было, а Довиль, обычно сидевший рядом с полковником, на этот раз ненадолго подошел к столу Сэвиджа.
— Я слышал — неважно от кого, — что ты и кое-кто еще замышляете нечто радикальное, — сказал он. — Я не спрашиваю, правда ли это. Но если это так, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Конечно, после того, как все начнется. Я не могу пойти против приказа полковника Дантрита. Но если все будет отдано в руки Бога, то кто я такой, чтобы противостоять ему?
— Спасибо, — ответил Кларк. — Человек предполагает, а Бог располагает.
— Английский поэт Александр Поуп был мудрым человеком, когда писал эти строки.
Вернувшись в барак, Док лег и немного отдохнул. У него не было времени выполнить ни одно из своих упражнений. Уильям Литтлджон доложил, что Мердстоун пока не сделал ничего подозрительного. Дантрит же, казалось, не замечал, что бараки кипят от возбуждения. Он сидел у себя в кабинетике, дверь которого была открыта, пыхтел своей шиповниковой трубкой, глядя прямо перед собой, и время от времени глубоко вздыхал.
— Все солдаты ушли после переклички, — сказал Джонни. — В нашем лагере нет ни одного. Но вдоль колючей проволоки расположились множество людей. И собаки тоже вышли раньше обычного, они много скулят и лают. Должно быть, что-то почувствовали. Хотя, может быть, это из-за надвигающейся бури.
Сэвидж встал. Он видел яркие полосы молний в черных облаках. Над лагерем опускался густой туман. Если бы он сгустился, если бы прошлый опыт что-нибудь значил… Хотя обычно так оно и было.
— По крайней мере, мы хоть немного отдохнем от непогоды, — сказал Уильям.
Кларк покачал головой.
— Я не могу перестать думать об Обезьяне, который сидит в камере и ждет рассвета. — Док посмотрел на свои наручные часы. — А где Мердстоун?
— В комнате полковника — мы играли в бридж с ним, майором Уэллсом и Довилем.
— Если кто-нибудь заметит, что меня нет, особенно Мердстоун и Дантрит, отвлеките их как-нибудь.
Литтлджон ухмыльнулся:
— А как насчет того, чтобы стукнуть их по голове?
— Чего бы это ни стоило.
Джонни открыл рот, как будто хотел еще что-то сказать…
…А потом закрыл его и ушел. Сэвидж не был в этом уверен, но ему показалось, что глаза этого тощего человека затуманились. Обезьяна Мэйфэйра могли убить, и Джонни Литтлджон горевал об этом.
Однако это горе не лишило его способности действовать.
Туман прижимал к окнам свои темные мокрые руки. Впервые за много недель в лагере включили дуговые лампы. Очевидно, фон Гессель считал, что ситуация требует каждого источника света, который можно было бы зажечь. Об экономии на угле в этот день было забыто. Но дополнительный свет не слишком помогал.
Теперь Сэвидж не видел ни колючей проволоки, ни солдат вдоль нее. То тут, то там вспыхивали крохотные огоньки, и время от времени лагерь озаряли более крупные вспышки. Это были масляные лампы, установленные рядом с линией войск, и электрический фонарь, включаемый время от времени. Зондирующие прожекторы тоже больше не были видны, за исключением тех случаев, когда луч проходил около забора. Отблески прожекторов были похожи на блестящих призраков, которые ничего не могли осветить.
Кларк подошел к задней стене дома, медленно, чтобы избежать шума поднял окно и высунулся наружу. Там не было ни огней, ни движущихся фигур, ни голосов. Путь был свободен до самого подножия холма, если бы юноша захотел отправиться туда. И если бы Мэйфэйр не был таким вспыльчивым, он сбежал бы сегодня вместе с остальными.
Но нет. Этой ночью никакого прорыва не будет. Для этого еще не были созданы условия. Желающие сбежать пока подождут.
Сэвидж закрыл окно. В тусклом свете всего пары ламп в огромной комнате он вернулся к своей кровати. Его ждали Ренвик, Литтлджон, Битон, О’Брайен, Коэн и еще несколько человек, одним из которых был бельгийский пехотный капитан Кочон. Он играл в бридж с Дантритом, когда постоянные соперники полковника отсутствовали. Кларк не любил этого солдафона. Капитан всегда строго следовал военному уставу и считал, что столб для битья — достойное наказание за малейшее пренебрежение или проступок со стороны кого-либо, кроме назначившего это наказание офицера. Два других бельгийца в лагере называли Кочона Кошоном, что по-французски означает «свинья».
Ренни приглушил свой громовой голос и огляделся.
— У меня есть еще несколько человек для этого дела. Они просто ждут команды.
— Я дам вам достаточно времени, чтобы подготовиться, — кивнул Док. — Спасибо, что вызвались помочь. Если вы знаете кого-то еще, кому действительно можете доверять, пожалуйста, приведите их сюда в ближайшее время для совещания. То есть для предварительного инструктажа.
У некоторых из товарищей Ренни, очевидно, были вопросы, которые они хотели бы озвучить, но Сэвидж не стал отвечать на них. Рядом с ним остались большой инженер и тощий, как жердь, ученый. Как только остальные оказались вне пределов слышимости, Док заговорил: