Гессель был не в состоянии скрыть тревогу в своем голосе. Он действительно был близок к отчаянию. Если только не был очень хорошим актером.
— Если бактерии умрут, я начну стареть с нормальной скоростью, — продолжил он. — Но я потерял свои записи о шагах, необходимых для изготовления эликсира. Они находились в моем родовом замке в Пруссии и были уничтожены во время пожара в восемьсот девяносто третьем году. Тогда меня это не волновало, потому что я верил, что бактерии будут процветать до тех пор, пока я жив. Но я ошибся. А еще я был глуп. Мне следовало хранить дубликаты записей в другом месте. Но ведь мы не можем быть настоящими суперменами, не так ли? Вы и я, нам нравится верить, что мы равны сверхчеловеку Ницше. Но в сущности, мы ведь не такие, как он, не так ли?
Барон, казалось, издевался и над собой, и над Кларком Сэвиджем.
— Я не могу вспомнить некоторые очень маленькие, но очень важные, шаги в длинной и сложной последовательности приготовления эликсира, — объяснил он. — В конце концов, прошло уже тридцать лет с тех пор, как я это сделал, и я был очень занят другими делами. Поэтому я снова экспериментировал с моими русскими военнопленными. И я счастлив сказать, что воссоздал первоначальные шаги в этой процедуре. Мои образцы кожи показывают, что я снова перестал стареть нормально! И вы можете разделить со мной этот эликсир, если захотите.
— Ты убил всех этих людей только для того, чтобы обеспечить себе более долгую смертную жизнь! — отозвался Сэвидж.
— Они бы все равно скоро умерли. Как говорит графиня — вы хорошо ее знаете, во всех смыслах, — это просто грубые, невежественные крестьяне, которые должны благодарить вас за то, что вы положили конец их страданиям и глупости!
Последовала еще одна пауза.
На мгновение американец услышал какой-то легкий звук, как будто у кого-то под ногой хрустнул гравий. Но он никак не мог определить, с какой стороны донесся этот хруст.
— Подумайте, лейтенант Сэвидж! — продолжил уговаривать его Гессель. — Вы тоже можете жить, как молодой человек, в далеком будущем мире, который сделает этот мир примитивным, грязным и грубым. Наш мир будет хижиной бушмена по сравнению с Тадж-Махалом! Мы с вами увидим чудеса, которые бледнеют перед чудесами «Тысячи и одной ночи»!
Что-то лязгнуло.
И за этим звуком сразу же последовал другой — как будто что-то скользнуло вниз по склону угольной кучи в тендере.
Граната!
Или это был просто камень, брошенный фон Гесселем, чтобы заставить американца выстрелить в его сторону и таким образом выявить местоположение юноши по вырвавшемуся из дула пламени?
Сэвидж не знал этого, но рисковать не мог. Он прыгнул с уступа вправо — так далеко, как только позволяли ноги — чтобы оказаться как можно дальше от взрыва. Если взрыв будет.
И что-то действительно взорвалось!!!
Как раз перед тем, как Кларк коснулся земли, из недр угольного тендера поднялся ночной алый цветок. Пламя ослепило лейтенанта, превратило его барабанные перепонки в камень и притупило на несколько секунд все остальные его чувства. Но металлические стенки тендера выдержали взрыв и направили его основную силу вверх, как джинна из бутылки. Кроме того, огонь и взрывная волна с ревом ворвались в кабину и на мгновение очертили сияющей краской дверь и окна. Если бы Док находился там, он был бы убит, а если бы он остался на выступе, его сорвало бы со скалы и швырнуло бы бог знает куда и как далеко, или он разбился бы о скалу, которая была позади него.
Частички угля посыпались на него, как не очень нежный весенний дождь. Юноша потерял слух и молился, чтобы это было временно. Но зато он чувствовал запах угольной пыли, а потом и горящего угля.
Рассудок вернулся к нему внезапно, как патрон, попавший в казенник винтовки. Несмотря на это, ему было трудно двигаться, и поэтому он некоторое время лежал на боку. У него болели правое плечо и ребра. А еще ему казалось, что под ним было всего несколько камней. Должно быть, он приземлился под перилами.
Неожиданно несколько осколков гравия ударили его сбоку в лицо. Прошло уже достаточно много времени после взрыва, так что Док подумал, что кто-то бросил их с поезда и вниз по склону.
Конечно же, это был барон! Изучающий последствия взрыва. Должно быть, он надеялся, что ручная граната попадет в кабину, но просчитался из-за темноты. Тем не менее граната взорвалась достаточно близко к кабине, чтобы уничтожить всех, кто там находился. Теперь фон Гессель, вероятно, рыскал вокруг, хотя и осторожно, надеясь найти мертвого или сильно израненного американца. Он мог предположить, что взрывная волна выбросила его врага из кабины.
Сэвидж молча нащупал свою винтовку. Сейчас барон отправится за новыми людьми и фонарями. Может быть. Кто знает, что сделает эта лиса?!
Пальцы юноши коснулись холодной стали. Он подвинулся к ней на спине, пока его рука не сомкнулась на стволе винтовки, после чего поднес ее к груди и проверил затвор. Его поврежденные уши не могли услышать щелчок, но он предполагал, что барон тоже его не расслышит.
Затем медленно — в надежде, что он не издаст ни звука — Кларк поднялся на ноги. Он гадал, когда же вернется его слух — хотя бы частично. В нетерпении он пошел сквозь туман вверх по склону вдоль рельсов, пока не смог разглядеть громаду товарного вагона. После этого лейтенант повернул в конец поезда и стал удаляться от локомотива. Запах горящего угля все еще стоял в его ноздрях. Он надеялся, что весь уголь в тендере не сгорит. Если бы его планы сработали, ему понадобилось бы это топливо.
Вскоре Сэвидж увидел впереди тусклое свечение. К тому времени он уже мог слышать, но звук долетал до него приглушенным, как если бы он звучал из-под воды. Свечение, как выяснил Кларк, исходило от комбинированного света нескольких масляных ламп в ближайшем пассажирском вагоне, электрические фонари которого больше не работали.
Док осторожно поднялся по ступенькам платформы в задней части этого вагона. Там не было никакой охраны — возможно, барон уже израсходовал всех своих людей во время борьбы с ним. Кларк посмотрел через окно в двери, выходящей на платформу. Он сомневался, что его можно разглядеть изнутри.
Основную часть вагона занимало одно большое помещение — что-то вроде салона — с несколькими подвижными ширмами, образующими вдоль стен кабинки.
На диване у украшенной резьбой и позолотой стены сидела графиня, закутанная в большой белый плащ из медвежьей шкуры и выглядевшая усталой и встревоженной. Рядом расхаживали взад-вперед слуга и две служанки. Они выглядели еще более обеспокоенными, чем она. Больше в вагоне никого не было, если только кто-нибудь не прятался за ширмами. Лейтенант присел на корточки и некоторое время наблюдал за людьми в вагоне, пока его слух почти не пришел в норму. Он сомневался, что фон Гессель находится за какими-либо ширмами. Если бы барон вернулся в вагон, он погасил бы лампы.
Где же был барон?
Как раз в тот момент, когда Сэвидж решил, что ему следует осмотреть товарные вагоны, прицепленные за пассажирским, он что-то услышал. Какое-то слабое урчание. Вскоре он понял, что это было. Стальные колеса медленно вращались на стальных гусеницах.
Юноша спрыгнул с платформы и помчался в конец вагона, ориентируясь на ощупь — проводя по бокам вагонов кончиками пальцев. За вагоном, где сидела графиня, раньше находилось четыре товарных вагона. Теперь же их было три.
Скрип и грохот колес сделались громче — отцепленный вагон стал быстрее спускаться по склону. Затем, когда он скрылся из виду, звук снова стал слабее. Кларк уставился в мокрую темноту и произнес одно слово, которое почти никогда не произносил. Оно выражало самую суть отвращения и разочарования!
Фон Гессель отцепил последний товарный вагон и позволил гравитации взять свое. Теперь он был вне досягаемости своего врага.
На обратном пути к локомотиву Док немного приободрился. Пусть барон успел скрыться, но его побег был самоубийством. Он не мог контролировать скорость движения товарного вагона вниз по склону. Если он пробудет в этом вагоне слишком долго, то не сможет прыгнуть, не переломав себе все кости и не расплескав по скалам свои мозги. Если же он прыгнет через короткое время, пока скорость будет небольшой, его смогут поймать отправившиеся вдогонку за поездом заключенные. Правда, он мог легко спрятаться в тумане, но, может быть, рассвет принесет достаточно сильный ветер, чтобы развеять эту дымку.