Но самым удивительным казалось то, что чем дальше шло представление, тем больше казалось, что Бартон Артур, возможно, самый бедный в этой компании. Кое-кто из других, кто, однако, удачно избегал гласности, имел состояние в несколько раз больше.
Док Сэвидж и его друзья сами занимались денежными операциями, чтобы иметь хорошее представление о финансовом положении в мире и США.
Ахмет-бен-Хали, например, был неизвестен в США, но по всему Среднему Востоку — его занятием была нефть, — услышав его имя, либо замирали затаив дыхание, либо разражались потоком проклятий. Это был очень, очень длинный, смуглый, похожий на студента человек, но сходство это исчезало, как только посмотрите ему в лицо. Смотреть в глаза бен-Хали было сродни обмену взглядами с голодным ястребом.
В этой же компании был лорд Дастерман, оружейный магнат, чьи вклады в военную промышленность, хотя это было не особенно известно, были немного сокращены, когда Германия оккупировала Чехословакию. Он был просто большим человеком.
Внешне никто из семи собравшихся не выделялся.
Скорее их выделяла незаметность. Одному из них Док Сэвидж уделял больше внимания, чем всем остальным, хотя и не выказывал этого открыто.
— Я Генри Ли, — сказал человек, бывший этим исключением. — И если вы, джентльмены, простите меня, я покину вас: у меня важное свидание. Пожалуйста, располагайте моим домом.
Док Сэвидж заметил, что его слова встречены холодно.
— Вам лучше остаться, Ли, — сказал после длинной паузы Ахмет-бен-Хали.
Ли повиновался, словно он был слугой восточного правителя.
Заговорил ван Иелк. Он произнес довольно спокойную речь. Его аристократические манеры не были чемто из ряда вон выходящим для таких джентльменов, что собрались здесь.
— Вы, господа, знаете Дока Сэвиджа либо лично, либо понаслышке. — Ван Йелк улыбнулся Доку. — Сегодня ночью я счастлив был узнать, что Док Сэвидж также заинтересован в том, чтобы встретить ту силу, которую мы именуем проклятьем, дьяволом, людоедом, проклятой непостижимостью и которая стала для нас чрезвычайно опасна.
Лорд Дастерман голосом, лающим, как какой-нибудь автомат с его заводов, сказал:
— Вы имеете в виду черный кинжал?
— И черный камень.
Бартон Артур, председатель советов нескольких корпораций, сказал:
— А Док Сэвидж верит в это?
— Да.
— А я нет, — сказал Бартон Артур.
— Так же как и я, когда в первый раз услышал об этом.
Ван Йелк сделал знак рукой, указывая на собравшихся.
— Мы люди, занимающиеся покупкой музейных экспонатов. Мы все вместе купили этот черный камень, являющийся священной реликвией древнего народа инков. Нашим представителем, непосредственно осуществившим сделку, был Сид Моррисон, эксперт в таком деле. Купили мы его у Дона Хуана Макнамары, сына президента Гатуна Макнамары. Молодой Макнамара был должен доставить камень в Нью-Йорк еще вчера, на аэроплане.
— Это свора лгунов, — произнесла Санда Макнамара.
Ван Йелк встал и произнес с достоинством:
— Я не привык, когда моя честность ставится под сомнение.
Санда с того момента, как приехала в Нью-Йорк, мало говорила. Очевидно, слова копились в ней, как пар.
— А я ставлю! — крикнула она. — Я знаю моего брата и я знаю, что у него никогда не было никакого черного камня.
— Может быть, ваш брат не говорил вам об этом.
— Он бы это сказал.
— Вы хотите сказать, что мы лжем?
— Нет, не хочу, а говорю, что это очевидный факт.
— Хорошо.
— К тому же, — сказала Санда, — никто не может мне говорить, что есть какой-то там черный камень, нагоняющий бедствия и проклятья, прячущий в себе черные кинжалы, убивающие людей. — Молодая женщина притопнула от досады ногой. — Вы думаете, комната полна идиотами, поверящими в этот вздор? — Она повернулась к Доку. — Вы тоже такой же, как и они?
— Вы забываете, Санда, что мы видели кинжалы, — осторожно заметил Оранг, — даже два: один в воздухе, а другой в убитом человеке.
— Я это видела тоже, — сказала Санда. — Когда самолет брата падал.
— Вы это видели и все равно не верите?
— Хочется надеяться, что я не совсем сошла с ума.
— Эта дискуссия не принесет нам пользы, — заметил Ахмет-бен-Хали, нефтяной шейх.
Док Сэвидж, сидевший на стуле, встал:
— Мне бы хотелось поговорить с Генри Ли наедине.
Легкий шум удивления пробежал по комнате. Это было неприятно. Шум был слаб, но за ним таилась буря. Это были чрезвычайно богатые люди, значит умеющие скрывать свои эмоции.
Генри Ли резко встал и тут же сел. Он ничего не сказал. Лицо его представляло собой, однако, не особенно приятное зрелище.
— Давайте пройдем в отдельную комнату, мистер Ли.
Лорд Дастерман сказал как выстрелил:
— Нет!
— Мое мнение такое же, — добавил Ахмет-бен-Хали. Док в ответ промолчал. Генри Ли волновался намного сильнее, чем остальные. И если был в этой комнате слабовольный человек, то это был именно Генри Ли.
Молодой Ли владел одним из крупнейших состояний в США, но, в отличие от других, он не сделал его сам, а всего лишь унаследовал его. Его жизнь состояла из ряда скандалов, на которые молодому человеку с такими деньгами, временем и характером легко нарываться.
Генри Ли вынул шелковый платок и вытер лоб. Без сомнения, он был в ужасе.
Бартон Артур, титан американского большого бизнеса, дал объяснение.
— Сиду Моррисону было суждено умереть, — сказал он. — И, Генри, здесь.
— Суждено? Как это понимать? — прервал Док.
Артур колебался; казалось, что ему не по себе, и наконец он проворчал:
— Это еще более неправдоподобно, чем все остальное. Но все дело в том, что появился черный кинжал — он был еле видим и нацарапал предупреждение на столе Сида Моррисона и исчез. — Артур неприятно оскалил зубы. — Звучит так, словно я сумасшедший, правда?
— Я бы именно так и сказала, — сухо произнесла Санда.
— Предупреждение пришло к Генри Ли тем же способом, разве что только кинжал нацарапал его на стене, не так ли, Генри?
— Да-да, — с трудом проговорил Генри Ли.
— Стена эта в доме Генри, — продолжал Артур, — и поэтому мы можем показать предупреждение вам.
Они все прошли в соседнюю комнату с голубыми стенами, светло-вишневым потолком и ковром, желтым как канарейка. Царапины можно было с трудом разобрать:
— Когда придет день Морского зверя, он придет к тебе, он, призванный Ах-Пучем.
Оранг фыркнул:
— Слушайте, ребята, в этом нет никакого смысла. Это даже не поэзия.
— Ах-Пуч, — сказал Док, — был повелителем смерти у древних ацтеков.
Оранг спросил:
— Что означает первая часть — «день Морского зверя»?
— Майя и некоторые из инков называли свои дни недели: Маленькая птица, Обезьяна, Дождь и так далее. Их календарь был разделен на цикл в пятьдесят два года. Каждый год имел триста шестьдесят пять дней, с пятью очень страшными добавляемыми днями, когда они приносили человеческие жертвы. Каждый год имел восемнадцать месяцев, месяц — двадцать дней, и было четыре недели в месяце по пять дней. Однако мы отвлеклись. Авторитетные специалисты склонны считать, что день Морского зверя — это второй день недели.
— Второй день недели должен быть понедельник. Это сегодня, — сказал Оранг.
— Вот почему мы не хотели выпускать Генри Ли из поля зрения даже на минуту, — мрачно добавил Артур.
— Не хотите терять его из виду?
— Чтобы вы знали, — взорвался Артур, — мы защищаем его жизнь!
Получалось так, что эти люди, собравшиеся в доме Генри Ли, ничем другим не занимались, как смотрели, чтобы чего-нибудь не случилось с одним из них, которому, по их заявлению, угрожает смерть. Они не собирались отпускать его, ни даже дать возможности Доку Сэвиджу поговорить с ним. По их словам, Генри Ли не знает ничего такого, что не знали бы другие, и, кроме того, он сейчас сильно нервничает из-за угрозы своей жизни, и не стоит даже Доку Сэвиджу уводить его куда-нибудь для разговора.