— Я хочу тебя, хочу… — заколотила она руками по спине Доки. — Почему ты так резко остановился? Давай, давай… ты же мужчина…
— Потому что я кончился… — подшмыгнув сопли, невнятно пробормотал он. — Я очень возжелал тебя, а ты захотела меня. Но из обоюдного согласия может получиться только минус, потому что положительные полюса отталкиваются.
— Меня не интересуют дешевые оправдалки. Я хочу тебя, сейчас… Зачем ты не дал мне раздеться? Если бы ты не поторопился, у нас бы все получилось.
— У нас все еще впереди. Я отдохну и мы начнем сначала.
— Ты не мужчина, — наконец, поняла она его состояние. Столкнув с себя, одернула юбку и, крупно вздрагивая, закинула руки за голову. — Тряпка, как этот… долбанный студент.
Перевалившись на спину, он подтащил штаны вверх, пошарил по карманам в поисках сигарет. Выловив измятую пачку, просунул в нее пальцы, но пачка оказалась пустой. Тогда он приподнялся, протиснул руку в задний карман брюк, наткнулся на полный сигарет плотный прямоугольник. Распечатав его, чиркнул спичкой, прикурил. Глаза немного привыкли к подсвеченной уличными фонарями темноте, недалеко от кровати удалось рассмотреть деревянную тумбочку. Прицелившись, он закинул на нее сигареты вместе со спичками и снова неглубоко затянулся. До сего дня Дока не научился ни пить, ни курить по настоящему, стараясь спиртное смаковать маленьким глотками и пропуская дым не дальше собственного языка, отчего во рту не проходило чувство горечи. Когда сигарета дотлела до фильтра, он встал, загасил окурок о спичечный коробок и, скинув брюки с рубашкой, навалился на девушку, поцелуями покрывая лицо, а рукой сдергивая вечно для него злополучные трусики. В этот раз ничто не помешало стащить их до конца и откинуть в сторону. Поначалу разочарованная подружка попыталась выскользнуть из–под него, потом не совсем угасшие чувства возгорелись в ней с новой силой. Вновь он вставил жадный на любовь член во влагалище и неистово заработал задницей. Дока не помнил, чтобы когда–нибудь ему было так хорошо и так сильно хотелось, кожа на члене лопалась, яички опять наполнились спермой, а нервы зудели от предвкушения сладострастной разрядки. Он ощущал, как влагалище мнет и обсасывает половой орган, готовое вытянуть из него все до последней капли, как набухли у партнерши большие и малые половые губы, прилипая, словно обцеловывая, заросший волосом его лобок, как не 6 ольшие груди снова превратились в каучуковые бугорки, затвердевшими сосками царапавшие его грудную клетку. Опять подружка издавала протяжные интимные стоны, призывающие взять ее всю, снова через сверкающие зубы вырывалось запальное дыхание, короткими толчками билось в подбородок и шею, а горячие руки обхватили задницу и неустанно подталкивали ее вперед. Только вперед. И он работал, он исправно пахал, всем разгоряченным телом чувствуя, как заводится она, снова седлая вскипевшую пеной волну безумной страсти, вздергивая взмокший аккуратный зад вверх, хапая воздух жадными порциями.
И пропустил тот момент, когда и у него зародился мощный вал ярких чувств, когда следовало впаяться в неистово подпрыгивающий лобок напарницы и переждать лавину сорвавшихся с привязи ощущений. Сметая все на своем пути покатилась волна от кончиков пальцев на ногах до самой моментально взорвавшейся испариной макушки, покрывая тяжелеющую фигуру обильными ручьями пота, скрючивая конечности, раздирая рот в невольном крике. А девушка никак не могла добраться до заветного гребня, на вершине которого мечтала покататься с самого начала неожиданной встречи с незнакомым парнем, которого почему–то сразу пригласила к себе домой. Она снова летала где–то на горбатом боку, не в силах вскарабкаться на скользкий пенный хребет. Наверное, какая–то мысль удерживала ее на одном месте, не давая возможности обрубить крученые канаты. Может быть, несмотря на противоречивость, этой мыслью оказались рассуждения о бывшем ухажоре, о его настойчивых, ныне серьезных, ухаживаниях. Но сейчас изменить ситуацию в лучшую сторону она оказалась не в силах. Ощутив, что партнер снова забился в эротических конвульсиях, девушка швырнула напряженное тело на кровать и уцепилась зубами в подушку. Теперь ее сотрясли не волны страсти, а приступ настоящей злости на себя неумелую. И на него торопливого.