Предложенная выше конструкция основана также и на ошибочной трактовке роли суда в состязательном процессе, будто бы полностью отстраненного от установления фактических обстоятельства дела. Как было показано ранее, суд остается субъектом доказывания и, будучи объективным и беспристрастным арбитром, вправе, однако, собирать доказательства для того, чтобы проверить уже представленные ему доказательства либо прояснить то или иное неясное обстоятельство.
5. Под отрицание возможности и необходимости установления объективной истины порой подводят теоретико-познавательные аргументы и, в частности, невозможность установить истину ввиду многообразия и многозначности следов, оставляемых событием, выдвинутых на их основе версий и противоречивой юридической и житейской интерпретации следов. «Знать определенно, какие были события… юрист не может… Какое из этих событий было на самом деле, знает один Бог…», — пишет В. М. Розин[33].
Повторим еще раз, что позиция агностицизма (а именно на ней строятся рассуждения автора) в сфере доказывания не имеет под собой теоретических оснований. И это подтверждается повседневной практикой не только научного, но и уголовно-процессуального познания, убеждающего, что события прошлого познаваемы, каким бы трудным ни был путь познания. Тот факт, что определенная часть преступлений остается нераскрытой и что порой допускаются следственные и судебные ошибки, этого не опровергает, ибо исключения лишь подтверждают правило, выступающее, как уже отмечалось, в качестве господствующей тенденции[34].
Глава 3. Понятие доказательства: спорные вопросы теории
1. В развитии научных представлений о доказательствах отчетливо просматривается их историческая преемственность. Поначалу в отечественной науке суждения исследователей о понятии доказательств складывались под влиянием теории формальных доказательств, действовавшей в России до момента принятия судебных уставов. Кроме того, взгляды ученых того времени испытали на себе влияние немецкой уголовно-процессуальной доктрины доказывания, основанной на чувственном эмпиризме[35]. Так, Я. И. Баршев считал, что средства или источники доказательств заключаются либо в собственном непосредственном убеждении в предмете (личный осмотр, осмотр посредством сведущих лиц), либо в убеждении посредственном (собственное признание, показания свидетелей, письменные доказательства)[36]. Подобно этому В. Д. Спасович исходил из того, что способами познания являются чувственный опыт (личный осмотр судьей следов преступления и суждения экспертов) и передание или восприятие чужих убеждений (собственное признание обвиняемого, показания свидетелей и письменные документы). Автор не отграничивал, таким образом, доказательства от способов их получения[37].
Небезынтересно отметить, что и в действующем доныне УПК ФРГ главы, посвященные доказательствам, исходят из отождествления видов доказательств со способами их получения. Так, гл. 6 УПК ФРГ именуется «Свидетели» (§ 48–71), гл. 7 — «Эксперт и осмотр» (§ 72–93), гл. 8 — «Выемка, контроль телефонных переговоров и обыск» (§ 94—111), гл. 10 «Допрос обвиняемого» (§ 133— 136а). Иных определений доказательства УПК ФРГ не содержит. По-видимому, такая регламентация — отражение присущих инквизиционному процессу воззрений, на основе которых в 1877 г. был принят этот нормативный акт[38]. Что же касается общего определения доказательства, то в период до принятия судебных уставов исследователи ограничивались лишь логико-психологическим аспектом этого понятия. Так, Я. И. Баршев разграничивал доказательства и улики, называя доказательствами «те причины, на которых основывается убеждение в действительности какого-либо происшествия или которым предмет исследования делается известным»[39]. Также и В. Д. Спасович акцентирует этот аспект: «…доказательствами уголовными называются основания убеждения судьи в виновности или невиновности подсудимого»[40]. Такая трактовка сохранилась в научных исследованиях и после принятия Устава уголовного судопроизводства. И. Я. Фойницкий, разделяя позицию Ю. Глазера, считал, например, что понятие доказательств означает «совокупность оснований убеждения в действительности или недействительности обстоятельства, подлежащего судебному удостоверению по данному делу»[41].
33
Розин В. М. Новая ситуация в юриспруденции: формы осознания // Состязательное правосудие: Труды научно-практических лабораторий. М., 1966. Вып. 1. Ч. 2. С. 243.
34
Здесь мы не рассматриваем заслуживающий отдельного анализа сложный вопрос о моменте достижения объективной истины при обосновании вывода органа расследования, суда о виновности лица косвенными доказательствами. Ограничимся лишь тем, что каждое косвенное доказательство связано с предметом доказывания лишь вероятной связью, а переход вероятности в достоверность происходит, когда вероятность противоположного вывода сведена к нулю. Логический процесс такого перехода исследован в ряде работ (см., например: Хмыров А. А. Косвенные доказательства. М., 1979; Он же. Теория доказывания. Краснодар, 2006. Гл. 7; Макогон И. Н. Обоснование вины обвиняемого и подозреваемого путем построения комплекса улик: Дис… канд. юрид. наук. Самара, 2006).
35
На эти обстоятельства обратил внимание еще В. Д. Спасович, заметив, что основа теории формальных доказательств в России — Воинский устав Петра I, содержавший «краткое изображение процессов и судебных тяжб» — был издан на немецком языке, вследствие чего текст Устава поначалу был слабо доступен судьям (см.: Спасович В. Д. Избранные труды и речи. Тула, 2000. С. 30).
36
См.: Баршев Я. И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. М., 2001. С. 52, 53.
38
Эту мысль находим в предпринятом Б. А. Филимоновым исследовании германской теории доказательств (см.: Филимонов Б. А. Основы теории доказательств в германском уголовном процессе. М., 1994. С. 18–22; Уголовный процесс западных государств / Под ред. К. Ф. Гуценко. 2-е изд. М., 2002. Гл. 5 «Федеративная Республика Германия». С. 416–419).
41
Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996. Т. 2. С. 194. Аналогично суждение М. В. Духовского: «Доказательствами может быть все, что способно содействовать разъяснению уголовного преступления, невиновности или степени виновности обвиняемого» (Духовской М. В. Русский уголовный процесс. М., 1910. С. 205).