2. Сознавая недостаточность одного лишь логического подхода к определению доказательства, другие ученые стремились раскрыть содержание этого понятия. Так появилась трактовка доказательства как факта, служащего основанием для вывода суда. Л. Е. Владимиров, посвятивший теории доказательств фундаментальное исследование, утверждал, что «уголовным доказательством называется всякий факт, имеющий назначением вызвать в суде убеждение в существовании или несуществовании какого-либо обстоятельства, составляющего предмет судебного исследования»[42]. Так же определял доказательство С. И. Викторский[43].
Этим акцентировался не только логико-психологический, но и содержательный аспект понятия: доказательства понимались уже не просто как средства убеждения суда в существовании обстоятельств, подлежащих доказыванию, но и содержательно — как установленные судом промежуточные факты, используемые им в качестве основания построения конечных выводов. При этом не проводилось различия между фактом как реальностью, как фрагментом действительности и фактом как достоверным знанием об этом фрагменте, т. е. продуктом познавательной деятельности. По-видимому, хотя и неосознанно, исследователи имели в виду второй аспект понятия факта — достоверное знание, ибо реальный факт действительности, принадлежащий прошлому, как уже сказано, перенести в материалы уголовного дела невозможно.
Сходное и вместе с тем близкое к современным представлениям, определение доказательства предложено В. Случевским: «…под уголовными доказательствами следует разуметь те фактические данные, на основании которых судья может образовать в себе в отношении преступного посягательства убеждение о событии преступления и виновности совершившего его лица»[44].
Что же касается показаний обвиняемых, свидетелей и т. д., то дореволюционные авторы также считали их доказательствами, однако не задумывались над тем, как эти явления соотносятся с доказательствами-фактами.
3. И те, и другие представления дореволюционных процессуалистов оказали свое влияние на постреволюционное уголовно-процессуальное законодательство и воззрения ученых советского периода.
Так, УПК РСФСР 1923 г. признавал доказательствами только показания свидетелей, заключения экспертов, вещественные доказательства, протоколы осмотров, иные письменные документы и личные объяснения обвиняемого, не раскрывая содержания этих доказательств и не объясняя их связи с логическими основаниями для построения выводов, т. е. с «доказательствами-фактами». Но с другой стороны, А. Я. Вышинский, вслед за Л. Е. Владимировым, утверждал, что доказательства — это факты действительности, подчеркивая, что речь идет о реальных обстоятельствах («доказательства — это обычные факты, те же совершающиеся в жизни явления, те же вещи, те же люди, те же действия людей»), а отнюдь не о знании об этих обстоятельствах[45]. Аналогичные представления развивал в своих трудах М. А. Чельцов[46], отождествляя, таким образом, обстоятельства, которые необходимо доказать, со средствами доказывания этих обстоятельств.
По поводу трактовки термина «факт» как фрагмента объективной действительности следует заметить, что это лишь одно из значений данного понятия. Не менее важным (а в аспекте теории доказательств, на наш взгляд, более важным) является второе его значение — «синоним понятия истина»[47], «знание, достоверность которого доказана»[48]. Б. М. Кедров понимает под фактом «дискретный кусок действительности, установленный человеком, познанный им», чем подчеркивает преобразованность реального явления, ставшего фактом[49]. По мнению В. А. Штоффа, термин «факт» обозначает не только фрагмент действительности, но и особого рода эмпирические высказывания или предложения (фактофиксирующие предложения), в которых описываются подлинные события или явления[50]. Недопустимость отождествления понятия «факт» с объективной реальностью подчеркивает В. Ф. Кузьмин. Он отмечает, что констатация факта — это прежде всего форма отражения человеческим сознанием реальной действительности. Факт — элемент знания, единство объективного и субъективного[51].