Автор обращает внимание на двойственную функцию следователя при собирании доказательств. С одной стороны, он отнесен к стороне обвинения, а с другой стороны, он должен вести расследование полно, объективно и всесторонне, учитывать обстоятельства, устраняющие или смягчающие ответственность обвиняемого.
Автор склоняется к точке зрения, согласно которой следователь не должен быть обвинителем. Но тогда логично было бы предложить иную конструкцию полномочий следователя, т. е. воссоздать фигуру судебного следователя (как это было в дореволюционной России) или следственного судьи (как во Франции). На него можно было бы возложить и обязанность по контролю за законностью применения мер уголовно-процессуального принуждения. Такой следователь должен быть отнесен к институту судебной власти.
Интересно рассмотрение в данной работе следственных ошибок и их причин, объективных и субъективных, — результат социологического и правового исследования, проведенного при участии автора. К сожалению, не рассмотрены судебные ошибки и их причины.
Автор анализирует вопрос об участии в доказывании защитника. Последний в соответствии с законом имеет право собирать и представлять следователю и суду доказательства. Но выполнять данное правомочие защитник не может, поскольку он не вправе проводить процессуальные действия по собиранию доказательств. Собранные защитником данные, как справедливо отмечает автор монографии, до их представления следователю или суду не являются доказательствами в процессуальном смысле слова. Что же делать? Ныне защитник поставлен в трудное положение. Он обращается с ходатайствами к стороне обвинения — следователю, прокурору — и не может рассчитывать на их удовлетворение. Для создания равновесия сил обвинения и защиты на предварительном следствии потребовалась бы обширная радикальная реформа, суть которой — собирание доказательств сторонами и представление их суду, как это имеет место в странах англо-американской системы права. Но такая реформа означала бы коренное изменение природы предварительного расследования и отход от национальных традиций. Поэтому можно предложить лишь полумеры: а) ходатайство защиты о проведении следственных действий для собирания доказательств должно в обязательном порядке удовлетворяться следователем; б) защитник должен иметь право участвовать в производстве таких следственных действий. Это и предлагает автор.
Автор предпринял оригинальную попытку сопоставить изменения в уголовно-процессуальном законодательстве в пользу обвинения, укрепления государственных начал судопроизводства и в пользу защиты прав личности, вовлеченной в уголовный процесс, особенно обвиняемого, и защиты в целом. Результат оказался впечатляющим: законодатель гораздо сильнее заботится об укреплении начала публичности в уголовном процессе, о представлении органам расследования и судам больших полномочий, чем о правах личности в уголовном судопроизводстве. Выявленная тенденция свидетельствует об ужесточении уголовной политики, расширении сферы уголовно-процессуального принуждения.
Можно отметить ряд других рассуждений автора, представляющих ценность для теории и практики судопроизводства (в частности, включение в предмет доказывания обстоятельств, исключающих уголовную ответственность): о соотношении доказательств на следствии и в суде; о введении процессуальной фигуры специалиста, трудно отличаемой от эксперта, но приспособленной адвокатами для защиты интересов клиента (параллельная экспертиза); о консультациях адвоката на допросе подозреваемого (обвиняемого); о допуске оперативника для беседы с подозреваемым, обвиняемым, заключенным под стражу; о правомочиях вновь созданного Следственного комитета и др.
Конечно, в монографии, как и в любом творческом исследовании, имеются спорные положения. Хотелось бы обратить внимание на некоторые из них. Представляется, что автор преувеличивает роль потерпевшего в уголовном процессе, что соответствует его общей позиции о недопустимости ослабления усилий по борьбе с преступностью. По мнению автора, потерпевший продолжает поддерживать государственное обвинение при отказе от него государственного обвинителя, а суд при этом должен продолжать рассмотрение уголовного дела и может вынести обвинительный приговор. Представляется, что потерпевший не может поддерживать обвинение, которого уже нет. Прокурор еще более, чем потерпевший, заинтересован в поддержании обвинения, и если он все же отказывается от обвинения, то, видимо, для этого имеются серьезные основания. Суд, который при отказе прокурора от поддержания обвинения продолжает слушание дела, превращается в орган обвинения, что совершенно недопустимо.