— Нет, — начала она. — Я не хотела ничего дурного…
— Ты мной манипулировала. Ты злоупотребила моей дружбой. Это как, «ничего дурного»?
— Но мой друг попал в беду, — взмолилась она. — Я не могу помочь ему, а вы можете.
— Какой еще друг?
— Его зовут Нельсон.
— Он попал в тюрьму?
— Он не виноват, — заверила она меня.
Ну да. Все они не виноваты.
— Он твой ровесник? — спросил я.
— Почти.
Я поднял бровь.
— На два года старше, — призналась она.
— Тогда посоветуй взрослому гражданину Нельсону: пусть позвонит своему адвокату.
— Мы пробовали. Они не могут приехать до завтра.
— Тогда скажи ему, пусть потерпит и переночует в кутузке. Или позвонит родителям. — Я повернулся, чтобы уходить.
Молли схватила меня за запястье.
— Но он не может! — с отчаянием взмолилась она. — Ему некому звонить. Он сирота, Гарри.
Я застыл.
Черт возьми!
Я тоже сирота. Не могу сказать, чтобы это было приятно. Я многое мог бы рассказать, но взял себе за правило не слишком распространяться на этот счет. Коротко говоря, это был кошмар, который начался со смерти моего отца, а потом продолжился долгими годами беспросветного одиночества. Конечно, существует система, которая занимается сиротами, но она далека от совершенства, и потом, это всего лишь система, а не живой человек, который о вас заботится. Это анкеты, их копии и люди, имена которых ты очень быстро забываешь. Тех ребят, кому повезет, берут приемные родители, о них заботятся. По-настоящему заботятся. Но те, кого не выбрали, — они как брошенные в пруд щенята: вся жизнь превращается для них в бесконечную школу выживания, потому что никто больше на этом белом свете не будет заботиться о них.
Жуткое это ощущение. Я стараюсь не вспоминать и даже не думать об этом — но стоит кому-нибудь произнести при мне вслух слово «сирота», как тоскливая пустота и ноющая боль разом вылезают из темных закоулков моего сознания. Довольно долго я пребывал в дурацком убеждении, что в состоянии сам справиться со всем. Тщеславие, конечно. Никто не в состоянии справиться со всем в одиночку. Порой чья-то помощь все-таки необходима — даже если она сводится к толике чужого внимания и времени.
Или к вызволению тебя из тюрьмы.
— За что забрали твоего друга Нельсона?
— Угроза безопасности окружающих и нападение при отягчающих обстоятельствах. — Она набралась духу. — Это долго рассказывать. Но он хороший парень, Гарри. И вовсе не склонен к насилию.
Сказанное лишний раз убедило меня в том, что Молли совсем маленькая. Покопаться, так в каждом можно найти склонность к насилию. Да еще в каком количестве…
— А твой папа? Он всегда приходит на выручку людям.
Молли поколебалась секунду-другую, и щеки ее порозовели еще сильнее.
— Э… моим родителям Нельсон не очень нравится. Особенно папе.
— Ага, — кивнул я. — Вот, значит, какой друг этот Нельсон. — Все начинало складываться в цельную картину. — Так почему ему так важно выбраться из кутузки сегодня?
Так, посмотрим.
Молли выпустила мое запястье:
— Потому что ему, возможно, грозит опасность. Такая… страшная. Ему нужна ваша помощь.
Вот оно что.
Порой мне кажется, что быть психом гораздо комфортнее.
Глава 9
Бойфренда Молли арестовали пару часов назад. Залог за него назначили такой, что я порадовался появившейся у меня за последний год привычке не выходить из дома без некоторой суммы наличными — так, на всякий случай. Под хмурым взглядом дежурной по участку я отсчитал требуемое количество двадцаток. Она взяла у меня стопку и пересчитала их еще раз.
— Спасибо, — сказал я. — Приятно все-таки, когда тебе доверяют.
Она не улыбнулась и придвинула ко мне несколько бумажек:
— Подпишите, пожалуйста, здесь. И здесь.
Я вздохнул. Молли беспокойно переминалась с ноги на ногу, держа на поводке Мыша. Покончив с формальностями, мы уселись и принялись ждать. Молли ерзала на месте до тех пор, пока ее ненаглядного не вывели, чтобы тот подписал последнюю пару необходимых для освобождения бумажек.
Бойфренд Нельсон оказался совсем не таким, каким я ожидал его увидеть. Он был на дюйм или два выше Молли, с длинным узким лицом — я бы не стал трогать его пальцем за скулу из опасения уколоться. Еще его отличала худоба, но не хрупкая, болезненная, а упругая, как у ивового прута. Двигался он легко — я решил, что он фехтует или занимается какими-нибудь другими боевыми единоборствами. Темные волосы лежали ровной копной. На носу — очки в прямоугольной серебряной оправе; наряд его составляли хлопчатобумажные брюки и черная футболка с таким же, как у Молли, значком «СПЛЕТТЕРКОН!!!». Вид он имел усталый, и ему не мешало бы побриться.