— Если все так просто, — спросил Лотар, — почему же не выработал знание этого мастерства? Сухмет осторожно провел ладонью надо лбом Лотара.
— Ну, до полного освоения этой психопрактики, мой господин, тебе еще далеко, какой бы простой она тебе сейчас ни казалась. А по существу… Во-первых, в этом не было необходимости, ты пользовался энергией, которую забирал у других. Возможно, это каким-то образом определено твоей драконьей природой. — Старик поднял обе руки, упреждая ответ Лотара, но все-таки опоздал.
— Я человек. Я доказал это тем, что бился…
— Доказательство, о котором ты говоришь и которое кажется тебе уже достигнутым, вообще невозможно. Вернее, невозможно окончательное доказательство, тебе каждый раз придется обновлять его, словно ты делаешь это впервые, господин мой. — Он помолчал. — Но я не о том. Я о драконьем характере всего, что есть человек, и о весьма человеческом качестве, которое есть в драконе — его неспособности жить без огромного числа других существ, поддерживающих его жизнь.
— Ты говоришь о всеядности? — спросил Рубос.
— Мир несколько сложнее, чем передача химических элементов тела.
Лотар стал что-то понимать.
— Поэтому дракона можно создать из человека?
— Да, это качество — венчать пирамиду многих, почти всех живых существ, потребляющих и пользующихся силой друг друга, — делает человека едва ли не единственным материалом для создания дракона — верховного творения разрушающей части природы.
Рубос вдруг совершенно по-детски всплеснул руками.
— Но ведь Гханаши напортачил, Лотар не стал драконом. Колдун что-то сделал неправильно, иначе не погиб бы!
— Мне тоже кажется, что он ошибся, господин. Он не учел очень многого, что разнит человека и дракона. — Сухмет пожевал губами, подумал. — Вероятно, он слишком долго работал с очень грубым материалом и забыл, что благородные качества человеческой души должны быть стерты прежде, чем он начнет подчинять ее для колдовских эволюции. Он поторопился или обманул себя мнимым всесилием… Такое случается и с более могучими магами, чем жалкий мальчишка Гханаши.
— Ты считаешь его мальчишкой? — удивленно переспросил Лотар. — Какова же тогда твоя сила?
— Жалким мальчишкой, мой господин, — поправил его Сухмет. — Я имею на это право, потому что прекрасно помню, каким он был, когда только появился при восточном диване… Впрочем, он уже тогда был более необуздан, чем силен, более груб, чем решителен, и, конечно, более самолюбив, чем трудоспособен.
— Ты не ответил на мой второй вопрос.
— Я не считаю себя сильным, мой господин. Поэтому, надеюсь, сила моя растет. Помолчали.
— А все-таки, что конкретно не учел Гханаши, когда пытался обратить меня в зверя?
Сухмет так странно блеснул глазами, что даже Рубос вздрогнул. Он смотрел на Лотара, и от его взгляда хотелось закрыться, как от слишком близкого и жаркого огня.
— Мне кажется, он не воспринял чистое, почти совершенное качество твоей кармы. У тебя, мой господин, была душа праведника, возможно даже, Учителя. — Сухмет молитвенно сложил руки. — Конечно, не Гханаши было сломить труд твоих прошлых инкарнаций.
Лотар вслушался в тишину подземелья. Сердце его тоскливо сжалось.
— Ты сказал — была?
— Да. — Сухмет вздохнул. — Теперь, конечно, все иначе.
Лотар вспомнил Периака Среброусого, его предупреждение.
— Значит, действительно есть что-то, что хуже смерти? — Сухмет не отвечал. — Он сделал это для того, чтобы я служил ему. Он разрушил то, что было моим, не спрашивая, не обратив внимания даже на судьбу.
Гнев, только гнев теперь вызывала у Лотара мысль о том, что он был отброшен назад на многие перерождения и теперь должен снова начинать восхождение, побывав так близко к вершине. И хотя голос его звучал спокойно, он понял, что теперь не будет ему ни в сердце, ни в мыслях спокойствия, если он не станет биться с тем злом, которое так просто испортило ему все, что он собирал многими и многими своими стараниями.
— Мысль о мести, мой господин, говорит, что ты стал иным. Мести не должно быть в твоем сердце, хотя она уже почти ничего не изменит.
— Все настолько плохо? — невесело спросил Рубос.
Молчание показалось Лотару бесконечным. Он попробовал сесть прямо. Спина и руки заныли, когда в них стало восстанавливаться кровообращение.
— Если я решусь на это, Сухмет, это не будет местью. Я просто буду защищать тех, кому уготована та же роль безвольной игрушки, какую пытался предопределить для меня Гханаши. И кому, как не мне, сделать это, если я все равно ничего уже не теряю.
Сухмет понял, какую клятву сейчас давал Лотар.
— Все не так просто, мой господин. Если это произошло с тобой, значит, так было предопределено. Закон Кармы один для всех, его невозможно изменить или обойти…
Лотар горько рассмеялся.
— Значит, тебе не в чем меня упрекнуть. Если я стану тем, что подсказывает мне моя судьба, значит, я буду всего лишь следовать своей карме.
— Закон Кармы — не отговорка для ленивых духом или… Прошу простить меня, господин. Я не должен был так говорить.
Хорошо, подумал Лотар, что теперь он знает это. Старик оказал ему бесценную услугу. Теперь он будет готов… К чему? Он не знал, но его решимость, когда нужно, будет тверже.
— Послушай, а откуда ты знаешь, что со мной произошло? Я тебе ничего не рассказывал…
— Ты не раз впускал меня в свое сознание. Чтобы вернее помочь тебе, я прочитал многое из твоего прошлого, причем яснее, чем ты способен рассказать.
Лотар попробовал вникнуть в выражение лица Сухмета, но не смог. Долгий и сложный разговор почти лишил его тех сил, которые он набирал весь день.
— Хорошо. Тогда так, Сухмет, попробуй найти спуск к озеру. А ты, Рубос, как и я, восстанавливайся, как это ни трудно. Почему-то мне кажется, сейчас это самое главное.
ГЛАВА 24
Спуск к подземной реке Сухмет увидел внутренним зрением, когда уже готов был признать, что не может это сделать. Он рассказал Лотару о тех сложных, тяжелых, опасных переходах, которые им предстоят, тот решил, что на это не стоит тратить ни силы, ни время.
Как оказалось, Сухмет сунул в сумку несколько лепешек, когда собирал вещи в зале, так что даже голод им не грозил в ближайшие дни, хотя воды было мало. Настолько мало, что хочешь не хочешь, а пришлось отправляться в путь, когда и раны Рубоса не подзажили, и Лотар толком не мог двигаться самостоятельно, и — самое главное — Сухмет еще не мог уверенно сказать, что знает, где находится выход. Он лишь чувствовал направление, где земли над их головами должно стать меньше.
— Я бы предпочел, чтобы ты твердо знал, где нам выползти на поверхность, — пробурчал Рубос по этому поводу.
— Я смогу найти выход, господин, не сомневайся. Когда подойдем ближе, станет виднее.
Лотар старался не комментировать действия старого раба. Его поразило, как технично Сухмет вошел в состояние глубокого, но абсолютно контролируемого транса, насколько легко выделил из себя легчайшую субстанцию внимания и провел ее в считанные часы почти по всему подземелью и как быстро он пришел в себя после этого трюка. Даже Лотару потребовалось бы после этого не один день лечиться, как после тяжелой раны. Лотар молчал, потому что его впервые за последние недели стало одолевать сомнение в своем совершенстве.
Они почти не разговаривали несколько часов. Наконец Рубос, а за ним и Лотар просто повалились на каменный пол в какой-то сухой пещерке. Тогда Сухмет достал из сумки и разломил на неравные части лепешку. Себе он взял значительно меньше, чем дал Лотару, а тому — меньше, чем Рубосу. Неодинаково они разделили и воду, с той разницей, что Лотару досталось больше всех.
— Много еще осталось? — спросил Рубос, пытаясь поудобнее устроиться на россыпи камней, на которой даже его дубленый зад чувствовал себя не очень удобно.