— Почему… — Дженни запнулась и распрямила плечи. — Милорд, с какой стати я буду звать вас по имени?
— Я вижу это будущее здесь… — он дотронулся до линии ее ладони, — и здесь, — он погладил рукой ее щеку, — и здесь…
Палец его коснулся ее губ, и ее рот приоткрылся в ответном жесте. Но все равно, хладнокровие и сугубо научный вид по-прежнему не покидали его.
— Я не женюсь ни на одной из тех несчастных девиц, на кого бы ни пал твой выбор, — мягко произнес Гарет. — Твои предсказания моего будущего развеются в дым, а я, в свою очередь, предсказываю тебе, что ты будешь звать меня Гаретом. Когда я затащу тебя в постель, Мэг, будь я проклят, если тебе удастся выкрикнуть что-нибудь еще.
— Если вы пытаетесь доказать мне, что вы не автомат, — заметила Дженни, — вам неплохо было бы научиться хотя бы менять интонации. Таким же голосом можно, наверное, обсуждать цены на картофель или…
Гарет прервал ее речь нежным поцелуем. Да помилует господь ее душу, но она не смогла устоять. И когда он оторвался от нее, губы ее продолжали к нему стремиться.
— Видишь, — прошептал Блейкли, — ты уже стонешь…
— Но мы ведь уже согласились, что я не бесстрастна. Хотелось бы знать — что вы собираетесь предпринять?
На мгновение он встретился с ней глазами. Его золотые зрачки яростно сверкнули. Это было вторым проявлением эмоций, которое она заметила у него за сегодняшний день. Когда же он снова посмотрел на нее так, будто перед ним пустое место, Дженни почти показалось, что все это ей только привиделось.
Он отпустил ее запястье, разорвав связь, установившуюся между ними. Потом мотнул головой, и Дженни осознала, что они уже достаточно долго стоят в холодной прихожей. Она же даже не чувствовала холода.
Теперь дрожь охватила ее.
Он взялся за дверную ручку.
— Ты хочешь узнать, что произойдет, когда ты окажешься в моей постели? Я выиграю. — Он повернулся к ней спиной и открыл дверь.
Дождь кончился, и улицы окутала туманная, серая дымка. Несколькими мгновениями позже он окунулся в ночь. Туман заглушил звуки его шагов и поглотил неясные очертания фигуры.
Дженни захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, закрыв лицо руками. Но как бы плотно она ни зажмуривала глаза, не могла избавиться от ощущения его губ, касавшихся ее плоти, от вкуса его поцелуев.
Что за напасть. Он уже почти победил.
Он понял все, все, начиная со строгих порядков в том пансионе, где она получила воспитание, до ее несчастного влечения к нему. Дженни не произнесла ни слова, но всего лишь одного его поцелуя оказалось достаточно, чтобы сорвать тщательно возведенные ею завесы лжи.
За несколько часов он раскрыл все самые заветные ее тайны. В том числе и те, что она скрывала даже от самой себя. Желание чужого прикосновения. Желание быть желанной.
Один поцелуй, и она подтвердила все пренебрежительные подозрения, что лорд Блейкли когда-либо имел в отношении своего кузена. Потому что своим предсказанием лорд Блейкли не просто констатировал тот факт, что она обязательно окажется в его постели, но и подтверждал нереальность горячей и преданной защиты Неда.
Да, ее профессия казалась игрой. Не важно, какую ложь она говорила клиентам. Помимо всего прочего, лишь очень малая их часть действительно верила ее предсказаниям. Для большинства они были лишь небольшой встряской, развлечением, которому можно предаться между матчем по боксу и походом в оперу.
Но с Недом совершенно иное дело. Кому могли бы повредить ее предсказания о том, что он станет сильным и уверенным мужчиной, умелым и надежным?
Когда Нед поймет, что она его обманывала, лорд Блейкли никогда не забудет о его глупости. Он поместит эту идею в своем мозгу, где-то рядом с теориями о миграциях гусей или что он там еще изучает. И он непременно приведет ее в качестве неопровержимого доказательства, если Неду вновь вздумается проявить независимость.
Несмотря на все разговоры лорда Блейкли об их взаимном влечении, от него следует держаться подальше. Безусловно, он с удовольствием затащит Дженни в постель. Он, кроме всего прочего, еще и мужчина. А это именно то, что мужчины обычно делают. Исходя из того опыта, что он произвел губами и языком, у нее не возникало и сомнения, что он заставит ее кричать, стонать от восторга, если получит ее.
Если? Скорее когда.
Он обнимал ее. Он ее целовал. Он обещал, что она будет кричать в его постели, и к ее стыду, она жаждала, чтобы так и было. Но одного Дженни не видела ни разу за несколько часов наблюдений за лордом Блейкли, — она не видела, чтобы он улыбался.
Дженни глубоко вздохнула и молча сделала еще одно предсказание. Прежде чем он затащит ее в постель, она сломает броню лорда Блейкли. Она заставит его сиятельство понять, что Неду, для того чтобы примириться и стать его будущей опорой, нужно от него нечто большее, чем постоянные обиды и превосходящий интеллект. Ему нужно его уважение, и она заставит Блейкли уважать своего младшего кузена.
Черт возьми, она обязательно это сделает!
Дженни уже почти проиграла. Но это вовсе не означало, что маркиз выиграл.
Господи, да он никогда этого не добьется, безнадежно подумал Гарет, внимательно рассматривая поднос, который его сестра, леди Лаура Эдмонтон, накрыла в ожидании его визита. Песочное печенье. Сэндвичи с огурцами со снятой кожурой. Однажды, много лет назад, ему понравилось и то и другое. А теперь они лежали ровными рядами, свидетельства разгоревшегося сражения. Гарет мог надеяться в лучшем случае лишь на рокировку и бесславное бегство.
Его сестра — его сводная маленькая сестренка, если быть совсем точным, — улыбалась ему. Однако глаза ее излучали не надежду и счастье, нет, где-то в их глубине затаился страх.
— Чай?
Сражение всегда сопровождалось чаепитием.
— С удовольствием, — отвечал он.
Не испытывая ни малейшего колебания, он вел многочисленные дела в своих поместьях. Он проводил месяцы в джунглях Бразилии в сезон дождей. Но эта тихая комната, задрапированная в розовые шелка, мелодичный плеск маленького фонтанчика во дворе… Следует признать честно, она действовала на него подавляюще.
И даже не столько комната, сколько Лаура. Ее губы были напряженно сжаты, когда она осторожно добавляла сливки в чай Гарета — именно столько, сколько он предпочитал.
Каждый месяц Лаура выбивалась из сил, чтобы его порадовать. Сегодня она надела свое самое лучшее утреннее платье, сшитое из тончайшего, прекрасно выделанного хлопка, с широкими, тяжелыми рукавами и многочисленными оборками. Ее песочного цвета волосы были забраны в безупречную прическу.
Лаура так колдовала над чашкой и молочником из полупрозрачного китайского фарфора, будто этот чай мог магическим образом исцелить пропасть непонимания, воцарившуюся между ними. После того как родилась Лаура, Гарет был слишком занят наукой быть маркизом, чтобы призадуматься об искусстве быть братом. Теперь, когда оба они стали взрослыми, их отношения превратились в этот застывший, нелепый фарс.
Нелепый?
Каждый месяц она приглашала его на чай. Каждый месяц он принимал это предложение. И каждый месяц… Назвать эти несчастные тет-а-теты нелепыми было бы слишком сдержанно, слишком вежливо и формально.
Их встречи всегда начинались одинаково. Гарет изо всех сил старался завязать разговор, а Лаура пыталась не замечать его угрюмой неловкости, разговаривая за них обоих.
— Вам нравится мой ридикюль? — Она поставила молочник на стол с тихим клацаньем и достала нечто напоминающее ворох розового шелка. Она протянула розовый сверток ему для осмотра.
Предмет их интереса был украшен розовыми розами с розовыми листьями. Он был такого размера, что в нем едва ли могли поместиться визитные карточки — розовыевизитные карточки. Розовые перья были пришиты снизу сумочки. Она была не просто розовая, она была фатально розовая.
Гарет запнулся, подыскивая достойное положительное определение.
— Он выглядит… удобным?
Она сморщила носик.
— Ох, я взяла его с собой, когда мы Алексом отправились на конную прогулку, а он сказал, что сумочка может напугать лошадей. И попросил меня сидеть на ней всю дорогу. В результате мы сделали лишь один круг по парку. — Лаура снова посмотрела на Гарета.