— Лорд Блейкли, даже если не существуют «и», существуют «но». Уберите этого несчастного слона. Пожалуйста, попытайтесь сделать другую вещь. Улыбнитесь.
— Улыбнуться? — Он во все глаза уставился на нее. — Это следующее задание? Скалить зубы, как какой-то псих?
— Это не задание, — произнесла мадам Эсмеральда. — Это пожелание.
— С какой стати я должен улыбаться?
Нед протянул Гарету жалкий образчик его художественного таланта.
— Улыбка — это то, что большинство людей делают со своими губами, чтобы продемонстрировать радость или веселье. — Он обернулся к мадам Эсмеральде: — Вы просите невозможного. Вы — жестокая женщина.
Карета медленно остановилась, ливрейный лакей открыл дверь. Холодный ночной воздух ворвался в сгустившийся полумрак, и беседа приостановилась, пока конфликтующие стороны покидали экипаж.
Гарет бережно положил костяную пластинку в карман.
— Я не собираюсь изображать веселье. Или радость.
— Как я и говорил, — беспечно произнес Нед. — Невозможно.
Мадам Эсмеральда расправила юбки.
— А вы сами испытываете когда-нибудь подлинное веселье?
— В этом месте? В этой компании? — Гарет взглянул на сверкающий огнями парадный подъезд. — Нед совершенно прав. Это невозможно. — Он протиснулся вперед, оставив Неда и мадам Эсмеральду позади.
— Смотрите-ка! — Нед сквозь зубы присвистнул ему вслед. — Какой сухарь.
Если бы он только знал.
— Лорд Блейкли. Миссис Маргарет Бернард. Мистер Эдвард Кархарт. — Представление мажордома едва было услышано в шумной, залитой огнями зале, открывшейся перед Дженни.
Она, нахмурившись, посмотрела на лорда Блейкли — указания мажордому давал именно он. Ее сиятельный спутник наклонился и шепнул ей на ушко:
— Поздравляю, Мэг. Вы стали вдовой, а также моей очень отдаленной кузиной. Постарайтесь хотя бы здесь не заниматься предсказаниями. — Он взял ее за локоть одетой в перчатку рукой и повел вперед.
Блейкли поступил так, будто она — всего лишь обманщица, будто выбрала это ремесло, поскольку, едва открыв рот, не могла удержаться от вранья. Да у нее ушли годы, чтобы довести до совершенства характер мадам Эсмеральды, и почти десять лет, чтобы достичь такого уровня профессионального мастерства, когда людская молва заме няла рекламу. Она не могла принять любую личину по малейшему его капризу.
Однако прежде, чем Дженни смогла придумать, чем бы отплатить лорду Блейкли, она вошла в залу, и все другие мысли выветрились у нее из головы. Казалось, комната просто пылает огнем, так ярко она была освещена.
Она видела газовые фонари на улице, тусклые оранжевые шары, отбрасывавшие смутные тени. Она иногда даже сама пользовалась масляной лампой — долго мучаешься, чтобы ее разжечь, да и горит она с противным рыбным запахом. Но Дженни доводилось лишь проходить мимо домов, освещенных так же, как этот. Казалось, ночь отступила, исчезла в свете блестящих люстр, сияющих с необычайной интенсивностью.
Она никогда не видела ничего подобного. Вся комната была залита светом тысячи золотых солнц. Словно в жаркий полдень. Ни одного угла во всем огромном зале не осталось погруженным в тень. Единственным отличием газового освещения от солнечного был сильный желтоватый оттенок, в свете которого ее коричневое платье казалось просто грязным.
Грязь, да, именно так она себя чувствовала рядом с лордом Блейкли.
Его роскошный наряд был специально подобран, чтобы воспользоваться всеми преимуществами блестящего освещения. Темно-красная вышивка на его черном жилете притягивала свет. Искусно вырезанные из черного гагата пуговицы искрились в свете тысячи люстр и канделябров. Яркий свет обнажил изысканную, богатую текстуру ткани его черного фрака. И на фоне всей этой ослепительной черноты еще ярче полыхали золотые вспышки в его глазах.
Она никогда еще не чувствовала себя столь жалкой и убогой. Ее платье было гладким, без кокетливых вырезов и складок. Простые линии, легко надеть и снять. Только такую одежду может позволить себе женщина, живущая одна и не пользующаяся услугами горничной. И поскольку лишь женщина, чье социальное положение было на ступеньку выше нищеты, могла бы приобрести платье подобного кроя, Дженни выбрала благоразумный и ноский коричневый. Любой другой цвет представлялся ей неуместным. Но неуместной в этом роскошном собрании оказалась именно она.
Когда же она огляделась, ее ощущение непригодности только усилилось. Она считала очень умным и находчивым свой способ укладки прически, украшенной скромными лентами и завитками, полученными в результате накручивания волос на бумажные папильотки накануне ночью. Однако вокруг себя Дженни видела идеальные, пышные локоны изысканных причесок, украшенных шелковыми и живыми цветами, лентами, окрашенными в цвета гораздо более богатые и экзотичные, чем розовый и свекольный, который использовала она.
Когда двигались другие леди, каждое колебание пышных нарядов излучало грациозность. Их платья казались кристально чистыми и даже чуть хрустящими в складках. Даже находясь от них на расстоянии нескольких футов, она чувствовала запах амбры и богатой пищи.
И наконец, бальная зала. В ней было столько же народа, сколько на самой оживленной лондонской улице. Дженни никогда не видела таких просторных комнат. Она проследила взглядом ряды ионических колон, устремленных высоко-высоко вверх, прямо к украшенным золочеными орнаментами потолкам, сияющим на просто невообразимой для Дженни высоте более пяти человеческих ростов. Ее бросило в пот. Казалось, у нее, твердо стоящей на своих ногах, не должно быть никаких причин испытывать головокружение.
И все-таки именно так оно и было.
Она уцепилась пальцами за локоть лорда Блейкли.
— Не бойтесь, миссис Бернард, — холодно проговорил он, — мы выдадим вас замуж моментально.
Дженни потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и вспомнить, что ее зовут миссис Бернард.
— Что?
— А разве не для этого мы вас сюда привезли? Как думаешь, Нед? Разве мы не захватили с собой сюда нашу отдаленную кузину в поисках нового мужа? Мы должны договориться о какой-то легенде, прежде чем двигаться дальше и приступить к представлениям.
— Чушь, — заявила Дженни. — Мой обожаемый супруг скончался лишь год назад. Я совсем не собиралась снова выходить замуж, вы же любезно решили как-то меня развлечь и ободрить.
— Любезно? — спросил Нед. — Блейкли? Придумайте хотя бы сказку, в которую поверит общество.
Дженни улыбнулась Неду и перенесла свою руку на его локоть.
— Тогда это ваша идея, дорогой.
Лорд Блейкли прижал к себе локоть, словно стараясь увернуться от ее прикосновения.
— Заметь, Нед, как легко она лжет.
Дженни сделала глубокий вздох. То, что она выглядит, как корова в окружении стаи лебедей, вовсе не означает, что она позволит лорду Блейкли ее запугать.
— О, лорд Блейкли, — заметила она. — Вы не улыбаетесь. Что бы такого придумать, чтобы усилить вашу радость от этого события?
Он только открыл рот, как Дженни перебила его возможные возражения восхищенным хлопком в ладоши.
— Я знаю! — вскричала она. — Вот вещь, которая поднимет ваш дух. Сверим часы?
Лорд Блейкли глянул на большие напольные часы, стоявшие у стены, но она покачала головой.
— Ваши карманные часы.
Помолчав, он достал из кармана тяжелые золотые часы. Щелкнул застежкой и взглянул на циферблат.
— Ну что же, миссис Бернард. Делайте свое черное дело. Сейчас 10 часов 38 минут.
Когда его кузен оторвался от своих часов, Нед почувствовал острый приступ волнения. Как, осталась всего лишь одна минута? Наконец-то Нед увидит своего кузена в состоянии влюбленности. Тогда Блейкли сможет жениться и произвести на свет наследников. Он найдет себе другую жертву, с которой будет обращаться, будто с подчиненным, подавлять холодным видом и совершенными манерами. Самое важное, мадам Эсмеральда, да и сам Нед, будут оправданы.
Неужели минута еще не кончилась? Нед подавил секундное намерение посмотреть на свои часы. Мадам Эсмеральда сказала, что следует руководствоваться часами Блейкли, значит, так и нужно поступать.