Никогда не думала, что люди могут сжиматься в такой маленький комочек… Сара сидела в пижаме – застиранном светло-салатовом костюме с зайчиками – в паническом ужасе закрывая лицо руками.
- Эй, ребенок?.. – тихо позвала я, заводя руку с деревяшкой за спину. – Ты тут живая или скоро станешь частью стены?
Огромные каре-зеленые глаза в обрамлении красных, лопнувших капилляров с такой горечью глянули на меня, словно у нее на глазах рушился весь мир. По ее движениям и непроизвольному блужданию зрачка стало понятно, что она искренне верит, что я – плод ее воображения. Что отец уже убил ее, изранив острыми зубцами разбитого дна бутылки до смерти.
- Я живая, Сара. Ты можешь двигаться? Встать можешь?
Я с трудом развела ее руки в сторону, убрав их от лица и… выругалась. Так, как давно не ругалась. Очень давно. Лет сорок точно. Я просто в один миг представила, что со мной сделает Мастер, увидев ЭТО.
То, что левый глаз остался при ней, не иначе как милость Божья, ибо все остальное лицо было одним сплошным кровавым месивом.
- Давай ты перестанешь скулить, и мы пойдем и промоем твое личико? Обработаем раны и поедем в безопасное место, хорошо? Чем дольше ты плачешь, тем больнее тебе будет. Понимаешь, ребенок?
Несмотря на наверняка адскую боль, она вылупилась на меня, как баран на новые ворота. А, точно. Я же выгляжу всего на пару лет старше ее… Какой ребенок?.. Ребенок, если вернулась сюда. Судя по дому и обстановке, и – простите, но я другого слова подобрать не могу!.. – полностью засранному помещению, в котором она находилась, она сознательно вернулась к отцу, который – как пить дать! – из запоя ближайшие лет тридцать не выходил.
- Вы… Вы мне поможете?.. – очень тихо и хрипло пробормотала девушка, опираясь на меня и поднимаясь.
- Конечно! Тебе больше не придется здесь жить… По крайней мере, здесь уже не будет этого мурла.
- Вы его посадите? – в ужасе прошептала Сара, с трудом залезая на стул в кухне.
- Нет.
Это было правдой. Некого будет сажать после того, как с ним поработает Лавьер. А он поработает с ним, детка. Это я тебе гарантирую. А мясо в тюрьму не сажают. Только собакам отдают.
Я быстро, по запаху, нашла ящик с лекарствами. Достала миску, плеснула спирта, сполоснула. Налила воду. Достала бинты, сполоснула. Намочила. Аккуратно принялась промакивать кровь на лице девушки, давая волосам отмокнуть и безболезненно отлепиться от ран.
- Все не так страшно, как ты думаешь. Здесь только пара глубоких царапин. Это не страшно. И почти не больно, да? Ты же сильная девочка, правда? Смелая? Стойкая? – приговаривала я, вдохновенно сочиняя про «пару царапин». Нет, пара-то пара, конечно. Пара десятков. Но без крови, размазанной по всему лицу и шее – это все выглядело и в половину не так страшно, как в начале.
Девочка – сейчас, когда она была на гране истерики, в заляпанной кровью и чем-то еще пижаме, с таким несчастным личиком и вообще сломанной жизнью и психикой, я не могла назвать ее девушкой – тихо заскулила, когда обычную воду сменила перекись водорода. Слегка надавив на одну ранку, я вытащила оттуда осколочек. С отвращением бросив его в чашку с окровавленными бинтами, я – как умела – наложила бинты на лицо. Потом Некромант наложит швы. Он хоть и патологоанатом, но даже живых штопает на порядок лучше меня, криворукой в этом плане.
- Спать хочешь, детка? – спросила я, когда ее головка уткнулась мне в плечо совершенно непроизвольно.
- Нет…
- Страшно? – догадалась я.
- Да.
- А если я скажу, что твой сон будет охранять самый сильный ангел на земле?
- То я вам, наверное, не поверю…
- Зря.
Молниеносно вскинув руку, я надавила ей на шею, блокируя ток крови, и Сара отключилась, кулем повалившись вперед. В кухню зашла Жанна и без слов подняла ее на руки.
- Где этот… ушлепок? – процедила я.
- Скулит себе… Мне было лень доставать его испод кровати.
- В машину ее. А с ним я побеседую.
Жирная тварь и впрямь обитала под кроватью. Оттуда доносилось что-то среднее между звуками истерики и плачем.
- Если вылезешь сам – обещаю, при тебе останется половина твоих пальцев, – флегматично заявила я, платком вытирая деревянное кресло-качалку и опускаясь в него. На колени опустился Жаннин пистолет, так любезно ею одолженный.
Меня всегда удивляла человеческая тупость. Всегда. Вот и сейчас, когда он решил, что уж с какой-то пигалицей справится.
- И не надо так верещать. Подумаешь, ухо отстрелила… Так с кем не бывает?.. – спокойно раскачиваясь, спросила я, наблюдая, как эта свинья прыгает по комнате и зажимает, кстати, вовсе не отстреленное, а только вскользь задетое ухо. Что я, по-вашему, стрелять не умею?
Меня обозвали. Много раз и каждый раз все более эмоционально. В какой-то момент я подставила ему подножку, и эта мразь завалилась на бок, как жук, перевернутый на спину, барахтая конечностями. Дуло холодно встало четко промеж его глаз.
- Ты думаешь, тебе сейчас очень больно? – Дождавшись утвердительного скулежа, я ехидно ухмыльнулась. – Нет. Больно будет тогда, когда ты проснешься в карцере, поймешь, что выхода оттуда нет, увидишь откормленных до размера мопса крыс… и Мастера. И вот тогда ты поймешь, что я – просто ангел во плоти. А ты – жалкий ошметок человекообразной обезьяны – сдохнешь там, в грязном и вонючем карцере, в котором до тебя отрывали головы сотням ублюдков. Ясно, свинья? Тогда спокойной ночи.
Впрочем, я и не сомневалась, что в голове у него – пусто, но глухой звук удара основания пистолета о дерево меня несказанно позабавил. Ухватив мужика за штанину, я не спеша протащила его через весь дом и улицу к машине, старательно попадая им во все повороты, косяки и лужи.
Никогда не думала, что делать добро так приятно… Старею, блин.
А мужик, я уверена, со своей задачей справится – Мастер будет рад.
Приехав в штаб, Жанна сразу же понесла Сару в одни из гостевых покоев, на ходу отсылая посыльного к Некроманту. Я же, все так же волоча мужика за штанину и мордой – по земле, неспешно шла в подвалы, туда, где по старинке – то бишь по прихоти Мастера – у нас располагались собственные, вполне себе комфортабельные пыточные застенки. Комфортабельные – для крыс, ибо они там были такими жирными и откормленными, что с трудом помещались в специальных вольерах… Насчет пленников – не знаю, рассказывать обычно некому, да и не особо мне как-то интересно…
- На свидание, не иначе! – засмеялись сзади.
- Привет, Мир, – отсалютовала я свободной рукой Бессмертному, который сейчас догнал меня и пристроился к моим маленьким по сравнению с его – двухметровыми – шагам. – С чего это вы здесь?
«Вы» – это клан Бессмертных в полном составе. Или нет. Обычно человека два-три они оставляли на охрану дома. Но глава-то их точно здесь… Остается один вопрос – зачем? Дружеский визит? Дань уважения Мастеру?
Бред. У Максима и Александра взаимная нелюбовь. Клан Бессмертных – единственная семья, которая имеет относительную свободу действий в военном и экономическом плане, но за это они должны быть в полном подчинении у Лавьера. Скажет «прыгать» – будут прыгать, скажет «умереть» – убьют себя… Максима Бессмертного это не устраивало. Скажу больше – его это бесило до состояния идеальной машины для убийства. А если учесть, что он еще до становления вампиром был гладиатором – то есть машиной для убийства – значит, сейчас в порыве ярости он становился как минимум киборгом.
- Мастер вызвал. Макс был в бешенстве и в подробности не вдавался… – Владимир – древнерусский князь из Чернигова и тот самый вампир, который пристрастил моего сына к истории Древней Руси – был братом – названным, естественно – и правой рукой главы клана Бессмертных.
- Понятно… – грустно вздохнула я, что есть силы дергая бессознательную тушку. Кажется, его рубашка за что-то зацепилась.
Владимир хохотал, глядя, как я начинаю дергать отца Сары за ногу, а тот не поддается. Вконец взбешенная, я зарычала и дернула со всей злости, послышался треск, и половина рубашки пьяного жирдяя осталась в коридоре. Я невозмутимо потащила его дальше, всем своим задранным носом и гордым видом демонстративно игнорируя веселящегося Бессмертного.