— Помнишь, по новостям показывали, что какие-то психи перебили всех животных в волонтёрском приюте? Мой отец был там, защищал приют, защищал зверюшек — вот его и прикончили. Сначала размозжили голову чем-то, там весь пол был в его мозгах, затем сожгли какой-то мощной химией — только одежда и осталась.
Даже не скамейке я почувствовал, как пол уходит из-под ног. Однако, может совпадение?
— А фотографии есть его? — слова приходится выдавливать из горла.
Она с готовностью достала смартфон и стала с гордостью демонстрировать своего отца: вот он с её мужем рыбачит, вот дурачится с собакой, вот нянчит внуков, копает огород и т. д. А я сидел ни жив ни мёртв, потому что с экрана смартфона на меня смотрел игрок Воланд.
Вот и встретились, вампир. Оказывается, тебя любили, кому-то ты был нужен, но пришёл злобный Хозяин Качалки и сначала отстрелил тебе голову, а потом сжёг. Почему-то чувствую себя злодеем. На душе становится как-то тесно и гадко.
— А ещё он очень любил Булгакова, — грустно закончила девушка и добавила, увидев, что я поднялся. — Пойдёшь? Спасибо тебе, оказывается, очень хотелось с кем-то поделиться.
— Полегчало? — промычал я.
— Полегчало, — улыбнулась она.
— Ну, я пошёл, — буркнул я и поспешил ретироваться.
В голову внезапно пришла умная мысль. Прошлое никогда не остаётся в прошлом — оно всегда настигает нас в настоящем. Я помахал рукой перед носом — слишком умно для меня, слишком пафосно.
Решил мысль не запоминать, но она, словно специально, никак не выходила из головы. Тьфу, прицепилась как пиявка к моему сознанию. Прочь, мысли. Прочь, жалость. Прочь, эмоции.
Зачем-то я засовываю руку под футболку и призываю Железного Феликса. Тяжесть оружия придаёт уверенности, однако, жизненных сил у меня, похоже, и вправду не особо много осталось — мир начал ощутимо шататься.
Прислоняюсь к фонарному столбу и под футболкой быстро разряжаю револьвер, не глядя, засовываю патроны в карман.
Железный Феликс всё так же совершенен и всё так же уверен в себе. Тянусь к нему, чтобы почувствовать хоть каплю его уверенности, успокоить внезапно взбесившуюся душу. Получается, наша духовная связь срабатывает.
Я ощущаю совершенную монолитную душу оружия, твёрдо знающего, что ему делать, и на этом фоне моя душа кажется какой-то зыбкой, колыхающейся, полной дырок. Я словно желе — вроде какая-то форма есть, но толкни, ткни ложкой, и вся структура развалится.
Я отзываю Феникса — в нём нет больше нужды. Духовная связь дала мне возможность увидеть свою душу, и результат обескураживал. Мне плохо, со мной что-то не так.
Куда идти? К психологу? К экстрасенсу?
Бреду сам не зная куда. Сажусь на автобус до центра. В центре беру уже знакомую шаверму и кофе, а затем становлюсь под знакомый бюст Ленина. И только сейчас понимаю, куда пришёл — на самое оживлённое место в городе.
Ноги сами привели меня сюда, и я знаю, зачем.
Где вы, враждебные игроки? Я ищу вас, я пришёл, показался. Вот он я, стою и жую завёрнутое в лаваш мясо с овощами. Я — ваш опыт, я — ваш шанс приблизиться к завершению квеста.
Я хочу драки, я хочу крови. Плевать на усталость, плевать на шатающийся мир, плевать на всё… Мне нужна, мне сейчас очень нужна железная определённость, что дарует битва. Только я и мой противник, честный бой, ставка ценою в жизнь и никаких сожалений.
Ну же? Где вы все?
Я стоял так минут тридцать, и уже собирался уходить, когда он показался. Высокий седой мужчина, почти пенсионер с длинным тубусом за плечами.
Казимир Выленский
Игрок
Статус: дед-ронин
Ник с одноклассников, на сто процентов совпадающий с реальным именем, и непонятный статус. Что такое ронин?
А Казимир идёт прямо ко мне и останавливается метрах в трёх.
— Не здесь, — говорит он громко. — На западной заброшке через двадцать минут.
Сказал, развернулся и ушёл.
Западная заброшка — это недостроенное и полуразвалившееся здание почти в центре города. От площади до неё пешком минут пять-десять, но дед предусмотрительно дал мне чуть больше времени.
Я дожёвываю шаурму, допиваю кофе и иду к заброшке. В здравом уме я бы никогда не последовал за незнакомым игроком в безлюдное место, но сейчас мой разум явно помутнён усталостью и бессонницей.
Перелезаю через забор и оказываюсь перед остовом здания без окон и дверей. Бетонные панели серьёзно обветшали по краям, и из них торчат куски арматуры.
Захожу в здание, осторожно переступая через кирпичи. Когда-то здесь жили бомжи, но теперь их нет.
— А где бомжи? — спрашиваю у стоящего в широком коридоре на первом этаже деда Казимира.
— Я их не трогал.
— А кто?
— Его уже нет в живых.
Он стоит слегка сгорбившись, а тубус всё так же висит у него за спиной. Там у него оружие, догадываюсь я.
— И многих ты вот так… — я задумался, подбирая слова. — Вызвал на дуэль?
— Восемь человек, — ответил седой мужчина.
Значит, третий или четвёртый уровень. Судя по всему, какие-то боевые способности. Дед выглядит уверенным в себе.
— Они стояли так же, как и я, на площади?
— Да, куда им ещё идти за уровнем? — пожал плечами Казимир. — Либо невинные души забирать, либо честного боя искать.
Понятно, пока я бегал по школе, приюту и по лесу, на городской площади разворачивалась своя трагедия. Игроки приходили на городскую площадь, чтобы найти себе противника в самом оживлённом месте в городе. И находили деда-ронина с тубусом за плечом, который заканчивал их жизни.
— Получается, ты убил хороших людей, Казимир, — говорю я ему очевидное. — Все плохие начали с невинных.
— Выходит, что так, — соглашается он.
— Получается, что ты плохой человек.
— Выходит, что так, — пожимает дед-ронин плечами. — А ты хороший?
— Нет, пожалуй, хуже, чем ты.
— Если хочешь, отступи, я не ударю в спину, — вдруг говорит Казимир. — Ты больно молод.
Будто бы проявляет доброту, но я знаю зачем он это говорить — сбить концентрацию, посеять сомнения. Увеличить свои шансы на победу. Ясно же, что я не отступлю.
Хитрый ты, дед.
Бах! Я выстрелил из револьвера мгновенно, не дожидаясь какого-то официального начала боя.
Вжих! Две половинки рассечённой пули влетели в стену за спиной Казимира. Он стоял, выставив перед собой вытянутую из тубуса катана. Разрубил! Пулю разрубил, самурай престарелый!
Сразу же стреляю ещё два раза, но старик нырком исчез в соседней комнате, уходя от выстрелов.
— Ну ты даёшь, дед! — кричу ему вслед.
А сам приваливаюсь к стенке — мир перед глазами идёт волнами и крутится. У меня слишком мало сил и ещё раз Феликса мне уже не призвать. Быстро заряжаю барабан патронами из кармана.
— Держись… внучок, — доносится до меня откуда-то из-за стенки.
Подчиняясь дикому инстинкту, я падаю и перекатываюсь вбок — вовремя, потому что выпрыгнувший из дверного пролёта позади дед намеревался катаной отделить мою голову от тела.
Не поднимаясь с пола, пытаюсь навести Феликса на деда, но тот снова скрывается в пустых комнатах. Бесшумно, словно ниндзя.
Кряхтя, поднимаюсь и тоже запрыгиваю в одну из комнат. Запоздало понимаю, что в здании преимущество у деда с катаной. Стены нивелируют моё превосходство в дальности, не дают прицелиться.
Не сумев сразу придумать план, бесцельно бегу сквозь дверные пролёты, пытаясь вычислить, по какому пути за мной бежит Казимир. Не получается — его не видно. Может отстал?
Останавливаюсь у полуразрушенной лестницы и еле успеваю отскочить от тычка катаной сверху. Проклятый дед Казимир, свесившись половиной корпуса с лестницы, пытался наколоть мою макушку на свой меч, как шашлык на шампур! Если бы не маленький камешек, что упал сверху за мгновение до удара и предупредил меня, то у него бы получилось.
Стреляю в его тело, в руку и в катану по-ковбойски быстро, одной рукой взводя курок, а другой выжимая спусковой крючок. Три выстрела почти сливаются в один, но Казимир снова успел убраться с линии огня прежде, чем пули настигнут его.