— Вот как теперь спать? — буркнул я, слушая бешеный стук своего сердца. — Если ночью к тебе убийцы лезут? Так немудрено стать параноиком.
Посмотрел системные сообщения:
Вам засчитано убийство игрока Вельзепуп1994, ур. 5!
Вы получаете 250 ед. опыта!
Ну, по крайней мере, удалось пофармить.
А ещё проверить «чувство врага». Как я и предполагал — улучшение сделало мою ауру суперполезной. Теперь в радиусе 33 метров я буду чувствовать присутствие врагов. Пусть без местоположения, зато со знанием примерного расстояния.
Как вовремя я вкачал это умение! Повезло, просто повезло. Без него меня бы убили прямо во сне.
Капелька удачи отделяет жизнь от смерти. Бросок кубика — как в настольной игре. Сегодня мне выпала шестёрка. Повезло, критическая удача!
Я забрался обратно в пастель и попытался уснуть. Ничего не выходило, разыгравшаяся паранойя требовала защитных действий. Хотелось бежать из засвеченной палаты, которую посещают все, кому не лень.
— Не спится? — раздался бодрый голос из противоположенного угла комнаты.
Призвав под одеялом Феликса, я повернулся на звук.
Впрочем, револьвер выступал в качестве меры предосторожности, которую требовала разыгравшаяся паранойя.
Потому что аура не сработала, не предупредила меня об ещё одном визитёре.
А это значит, что он пришёл не как враг.
— А ты смелый, — буркнул я, вглядываясь в совершенно пустую комнату. — И отвратительно невежливый. Подглядываешь за мной в своей невидимости, да? Вуайерист, что ли?
— Моя невидимость — это всего лишь мера предосторожности. Чтобы ты меня не застрелил.
— Если не покажешься, я тебя убью, — спокойно сказал я. — Считаю до трёх.
— Окей, окей, вот он я!
Тени в углу комнаты внезапно зашевелились, заиграли и собрались в укутанную тёмным плащом фигуру довольно молодого парня. Лет двадцать пять, тонкие черты бледного лица, выраженные круги под глазами. Выглядел он немного болезненно.
Бульбулятор354
Игрок
Статус: вампир-балабол
Ммм, как же система задолбала со своими статусами.
— Ну? — спросил я. — Зачем пожаловал?
— Да, собственно, дело простое, — пожал плечами ночной гость. — Вступай к нам в клан! Есть инфа, что скоро все будут собираться в кланы. Вот мы и ищем сильных игроков.
— А нахрена вы мне? — удивился я.
— В смысле? — тоже удивился мой собеседник. — Мы — крутой клан, у нас все есть: и вампиры, и эльфы, и гномы, и даже один кентавр, прикинь?
— А ещё есть ледяные скульптуры? — хмыкнул я.
— Ну, между нами, Вельзепуп всегда был придурком, — пожал плечами парень. — Ему сказали позвать тебя в клан, а он решил напасть. Ну не идиот ли?
— Он точно идиот, — кивнул я. — И ты тоже идиот. И все в вашем клане, похоже, идиоты. Если нам предстоят ещё более страшные испытания, то вы все сдохнете.
— Не, ну ты чё, — замахал руками Бульбулятор. — На Вельзепупа обиделся? Да не обижайся, он полный придурок… был. Хорошо, что ты его грохнул, за него никто мстить не будет, не бойся!
Фейспалм. Я медленно вдохнул и выдохнул.
А затем направил Железного Феликса на ночного визитёра:
— В общем так, придурок. Ты исчезнешь из палаты до того, как я досчитаю до трёх. Или превратишься в ледышку.
— Да подожди…
— Раз!
— Мы же не поговорили…
— Два!
— Да ну тебя! — Бульбулятор взмахнул сотканным из теней плащом и превратился в летучую мышь, которая вылетела в открытое для проветривания окно.
— Три! — крикнул я ровно в тот момент, когда мышь проходила оконный проём.
Мне показалось, или вампир-балабол ускорился при счёте «три»?
Расслаблено улыбнувшись, я завалился на кровать.
Настроение стало отличным.
Я закрыл глаза, устало откинувшись на подушку, и погрузился в глубокий здоровый сон без всяких тревог.
Половинка Луны робко выглянула из-за облаков, наполнив комнату мягким серебряным светом, словно пытаясь заключить в свои мягкие убаюкивающие объятья спящего в палате пациента.
Эпилог
До сегодняшнего дня я не задумывался над вопросом, зачем люди устраивают похороны. Действительно, зачем?
Может быть, всё дело в робкой надежде на то, что закопка бренного тела в землю или его сожжение как-то поможет душе попасть в лучший мир?
А может, это дань уважения умершему? Нельзя же просто отправить тело на переработку, в этом есть какое-то глубокое неуважение к человеческому достоинству.
Однако, сегодня я нашёл другой ответ.
Умершим всё равно, хоронят их или нет. Похороны устраивают для живущих. Для тех, кто остался, кто выжил, кто продолжает.
Похороны — это извинение живых перед мёртвыми. Прости, что ты погиб, а я остался жить. Я буду помнить тебя и даже навещать могилку.
Способ выразить свои сожаления.
Попытка загладить чувство вины.
Вот что такое похороны.
— Простите меня, — прошептал я.
Я находился на уютной лесной полянке за городом.
Её когда-то давно показал мне покойный дедушка. Заядлый грибник, он облазил все окрестные леса и нашёл это по-настоящему заповедное место. И показал мне вместе с ориентирами, которые я запомнил на всю жизнь.
На заросшей цветами и травой поляне росли два прекрасных дерева — каждый на своей половинке пространства. Прекрасный густой и яркий клён и изящный устремлённый к небесам ясень.
Под клёном я закопал Валю. Осенью его листья примут красно-рыжий окрас — почти в цвет её волос.
Лерочку я погрузил в землю под ясенем. Это дерево было воздушным и лёгким, устремлённым к небесам. В чём-то оно походило на мою одноклассницу.
Лучшего выбора быть не могло.
Для каждой головы я прикупил резные деревянные шкатулки, которые выступили в качестве импровизированных гробиков. Постаравшись, я выкопал ямки достаточно глубокие, чтобы дикие звери не смогли достать до них — где-то я читал, что это очень важно, если хоронить в дикой природе.
Отложив лопату и другие садовые инструменты, я уселся на траву, наблюдая две только что закопанные маленькие могилки.
Затем, устало поднявшись, я обложил миниатюрные могильные холмики сорванными тут же полевыми цветами.
Вот и всё, я исполнил свой последний долг.
Совершенно неожиданно моё зрение помутнилось. Вражеская атака? Я провёл рукой по глазам — мокро. Недоумённо потёр глаза другой — и снова ощущение влажности.
А потом я понял, что плачу.
Слёзы ручейками пробивались через возведённый мной в последние восемь жесточайший эмоциональный барьер, а вместе с ними защищавшую мою психику плотину пробили эмоции. А потом на меня накатило что-то тёмное и страшное.
Нет, не вражеская атака.
Что-то вырывалось из моей души.
Я упал прямо на траву в диких судорогах и корчах. Кажется, я кричал. Слёзы лились из моих глаз нескончаемым потоком. Меня корёжило, выгибало, сминало.
Cознание словно зажило отдельной жизнью. События последних дней мелькали у меня перед глазами, то последовательно, то хаотично.
Трупы, кровь, смерть, страх и опасность — всё то, что я сознательно или бессознательно отодвигал за границы своего разума, сейчас ворвалось в меня единым разрушительным ураганом.
Любовь, грусть, печаль, отчаяние, смех, тревога, сожаление, раскаяние, симпатия и многие другие эмоции проходили сквозь меня вместе с недавними воспоминаниями о кровавых схватках.
Лица людей, которых я убил. Их пустые, рыбьи глаза, вдруг налившиеся жизнью и с укором вопрошающие что-то у меня. Зачем ты убил нас? Зачем?
Мне было плохо, очень плохо.
Я не знаю, сколько я лежал, в корчах, в муках, в непередаваемом отчаянии. Кажется, я бредил, кажется, я лихорадил. Что-то происходило в моём организме, что странное и страшное. Меня бросало то в жар, то в холод, руки и ноги дрожали.
Реальность причудливо перемешалась с моим память и воображением. Я видел дриаду и собаку-игрока Шарика, совокупляющихся в окружении трупов, играющих в шахматы Воланда и деда Казимира, растерянные, недоумённые глаза новобранцев-оборотней, убитых на базе спецназа, и многих-многих других.