— Я Дюлак. Никогда Хардкаслом не был и становиться таковым не намерен. И мне безразлично, сколько наплодил этот старый развратник по всему свету детей. Мы с ними чужие друг другу. Это для меня совершенно очевидно, и общее наследство ближе нас не сделает, уж скорее наоборот. Я не желаю в этом участвовать.
В его голосе звучал неподдельный гнев.
— Луи, подумай. Амадо уже вылетел из Аргентины, чтобы встретиться с тобой. Доминик и Фиона тоже готовы к этому.
Вновь воцарилось долгое молчание, которое на сей раз Саманта не спешила нарушать, полагая, что Луи раздумывает над ее словами.
Собственно, так и было.
Он уже выпустил пар и теперь чувствовал себя в состоянии рассуждать здраво.
— Из Аргентины? — переспросил Луи Дюлак.
— Да, — с энтузиазмом ответила Саманта. — У него там виноградные плантации. Я рассказывала тебе, что Амадо занимается виноделием и продажей вин собственного изготовления. Таррант широко использовал их в своей ресторанной сети. А Доминик снабжает семейные рестораны деликатесными продуктами.
Луи еще некоторое время изводил ее своим молчанием, после чего проговорил:
— Хорошо, я встречусь с ними. Прилечу, когда смогу.
— Это замечательно, Луи. Только прошу тебя…
— Я понял, — перебил он Саманту. — Про нашу связь никто ничего не узнает, я тебе это обещаю, — весомо произнес сын Тарранта Хардкасла.
— Сэм, расслабься. Что ты сегодня такая взвинченная с самого утра? — спросил ее Доминик, сидя за огромным рабочим столом в отцовском кабинете и из-под бровей наблюдая за Самантой, нервно курсирующей по комнате. — Пожалуй, это и неплохо, что тебе удалось найти еще одного брата. Было бы просто замечательно, если бы он со временем включил сеть своих ресторанов, которые, как мне известно, пользуются заслуженным успехом, в отцовскую сеть. И у меня и у Амадо значительно выросла бы реализация. Как думаешь, Сэм, ты ведь общалась с ним, стоит ли на это рассчитывать?
— В котором часу он обещался быть? — невозмутимо поинтересовался другой брат, пропустив мимо ушей измышления Доминика.
При этом оба они обращались к Саманте, которая их даже и не слышала.
— Что? А? — в рассеянности отозвалась молодая женщина. — В котором часу? Да с минуты на минуту, — обреченно пробормотала она.
— Успокойся же, Сэм. А ведь это только твоя заслуга, что мы сможем вот так все вместе собраться, — сменил тему Доминик. — Это ведь именно ты нашла в свое время меня и Амадо.
— О чем ты говоришь! Не будь меня, Таррант все равно нашел бы способ собрать вас всех. Он никогда не пускал дел на самотек, — произнесла Саманта, которая с момента смерти мужа постоянно вспоминала о нем по тому или иному поводу.
— Думай как хочешь, Сэм, но факт остается фактом. Тебе мы обязаны воссоединением семьи, — отрезал Амадо и пошутил: — Ты наша мамочка, Саманта. Наша любимая, милая, добрая, заботливая и самоотверженная мамочка. Нравится тебе это или не нравится.
— Думаю, тридцатиоднолетней женщине вряд ли придется по душе, если ровесник на полном серьезе станет называть ее мамочкой, — предположил Доминик.
— Я говорю это любя, — стоял на своем Амадо.
— Доминик прав, — сказала Саманта. — Предпочитаю считаться сестрой, особенно теперь, когда вашего отца не стало. Какая я вам мачеха, а тем более мать?
— В этом деле возраст не играет решающей роли. Ты мудра и рассудительна не по годам. Можно я буду звать тебя мамочкой? — спросил Амадо.
— Хватит дурачиться, — осадил его Доминик, — Разве ты не видишь, что Сэм и так сегодня на взводе?
— Да ладно тебе, — отмахнулся Амадо. — Отлично вижу, что на взводе. Я просто пошутил, чтобы разрядить атмосферу.
— Похоже, тебе это не очень удалось, — констатировал Доминик, продолжая наблюдать маету и смятение Саманты.
Раздался звонок по внутренней связи, и он ответил. Секретарь сообщила, что Луи Дюлак в приемной. Доминик распорядился проводить брата в отцовский кабинет и, встав из-за стола, направился к двери. Амадо сделал то же самое, оставив свое удобное кресло. И только Саманта неподвижно застыла на месте.
Глубоко вздохнув, она поднесла холодную руку к лицу.
Она до самого этого мгновения не могла понять, чего желает больше всего: чтобы он приехал и вошел в семью, как того хотел Таррант, или же чтобы остался в Новом Орлеане и никогда не пересекался с ней.