— А чтобы всем было веселее, я разденусь догола и буду прогуливаться перед вашим участком туда и сюда. Ты меня слышишь, кретин безмозглый?
Оторопевший сержант огляделся по сторонам, словно надеясь получить какие-то указания.
— Подождите, мисс, подождите. Просто… Послушайте, вы просто наденьте майку, ладно? Сейчас мы все уладим.
Арестанты, сидевшие в каталажке, посвистывали и аплодировали.
— Я ее хочу, — взвыл один из них.
— Эй, леди, приходите почаще, — закричал другой. — Может, моим адвокатом станете?
Когда мы уселись в машину, Лайза с ухмылкой взглянула на меня.
— Ну что, — спросила она, — я получила работу?
— Ты перепугала меня чуть не до смерти, — ответил я.
Улыбка исчезла у нее с лица, в глазах появилась обида.
— Я же его вытащила, верно?
— Счастье еще, что тебя саму не посадили.
Она уставилась в окно. И минуту спустя я услышал сдавленные рыдания. Я взглянул на Лайзу — у нее подрагивали плечи.
— Не понимаю, что на меня иногда находит, — сказала она.
Я потянулся к дочери, положил ладонь ей на плечо. Лайза дернулась, стряхивая ее. Мне снова стало стыдно.
— Давай по порядку, малыш, — негромко сказал я. Малыш? Это еще откуда? Я называл ее так, когда она была совсем маленькой. — Если хочешь работать со мной, одевайся поаккуратней и оставайся трезвой. Точка.
Она молчала. Мы ехали через Пикерэл-Пойнт, мимо соляного завода, мимо обветшалого здания масонской ложи. Наконец дочь сжала мою лежавшую на руле ладонь. Сердце у меня застучало, как обезумевшая птичка в клетке.
Все правильно, думал я. Это дело нас сблизит. Суд по делу об убийстве как семейная терапия. А почему бы и нет? Однако в глубине души у меня звучал саркастический голос, твердивший, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Наутро я обнаружил Лайзу в гостиной. На ее бледных щеках горели красные пятна, глаза были припухшими. Однако она была трезва, расчесала волосы и надела светло-синий костюм и туфли-лодочки.
— Как ты себя чувствуешь, малыш? — спросил я.
— Выпить хочется, — натужно улыбнувшись, сказала она.
Я ответил ей неловкой улыбкой.
— Послушай, — сказал я, — думаю, ты понимаешь, в какую историю я ввязался. Майлза Дэйна только что обвинили в убийстве. Первая наша задача — добиться, чтобы его выпустили под залог. После этого нам придется заняться расследованием. Процесс будет широко освещаться прессой. На нас станут давить, мы будем под прицелами объективов, в общем, нам придется не сладко. Ты уверена, что готова к этому?
Секунду-другую она смотрела в окно, а после сказала:
— Да. Думаю, мне это необходимо.
Моя первая встреча с теперь уже заключенным Майлзом Дэйном состоялась в тесной совещательной комнате, примыкавшей к залу суда 2Б. Майлз с безутешным видом сидел на стуле. Руки и ноги у него были скованы, в тюрьме его переодели в оранжевый арестантский костюм.
После того как судебный пристав вышел, я сел, опустил на пол свой портфель. Лайза села рядом со мной. Я представил ее Майлзу, затем сказал:
— Как вы себя чувствуете, друг мой?
Он покачал головой. Глаза у него запали, темные волосы были взлохмачены.
— Не знаю. Так, точно я опрометью бежал по лестнице, а кто-то наверху выдернул у меня из-под ног дорожку.
— Вам надо что-нибудь принести? Книги, сигареты?
— Просто вытащите меня отсюда.
— Сделаю все возможное, но, честно говоря, шансов у нас немного. Если только не появится кто-нибудь, кто заявит, что преступление совершил он, ваше дело почти наверняка передадут в суд. Мне крайне неприятно говорить вам об этом, однако существуют некоторые формальности, которые нам необходимо уладить прямо сейчас.
— Деньги, — сказал Майлз.
Я кивнул:
— Процессы по делу об убийстве обходятся очень дорого. Свидетели-эксперты стоят немало. Каждая схема или увеличенная фотография вещественного доказательства, которые я предъявляю суду, обходятся в шестьдесят баксов. Каждый документ, отправляемый или получаемый через «Федеральный экспресс», — это деньги. Частные детективы? Деньги. Фотокопии? Деньги.
— О какой сумме идет речь?
— Не меньше семидесяти пяти тысяч. Если мы все проделаем правильно — полмиллиона, возможно, больше.
Майлз вытаращил глаза:
— Вы шутите! У меня только что убили жену. И вы говорите, что это обойдется мне — ни в чем не повинному сукину сыну — в полмиллиона долларов?
— Не считая расходов на апелляцию, — сухо ответил я.
В глазах у Майлза блеснул гнев: