— И что же, криминалистам удалось установить их совпадение с отпечатками какого-либо известного полиции человека?
— Да, удалось. Они совпали с отпечатками Майлза Дэйна.
— Что произошло потом?
— У меня имелось орудие убийства, имелся подозреваемый, отпечатки пальцев, покрытая кровью жертвы одежда подозреваемого. Я сочла все это достаточными основаниями для ареста. И потому, получив ордер, арестовала мистера Дэйна за убийство его жены.
Возможности провести перекрестный допрос детектива Денкерберг мне пришлось ожидать до следующего утра.
Большинство адвокатов норовят заново подстричься к столь важному дню процесса и надеть свой лучший костюм. Я — нет. Я иду путем противоположным, стараясь придать себе вид законченного неудачника. Мои противники любят изображать меня расчетливым, склонным к махинациям крючкотвором. Однако человека, который и галстук толком повязать не может, трудно заподозрить в особой изворотливости.
Отправляясь на перекрестный допрос Шанталь Денкерберг, я облачился в мой самый помятый синий костюм, галстук из синтетической ткани и пару двадцатилетних полуботинок со стоптанными каблуками.
Начал я так:
— Детектив Денкерберг, рассказывая о ваших заслугах и подготовке, вы забыли упомянуть, что являетесь президентом клуба моих поклонников, верно?
По залу суда прокатились смешки.
Денкерберг взглянула на судью:
— Это шутка. Я должна что-то ответить?
— Хорошо, сформулирую вопрос иначе, — сказал я. — Я вам не нравлюсь?
— Пожалуй, можно сказать и так.
Стэш Олески встал:
— Ваша честь, я возражаю против вопросов подобного рода. Мистер Слоун жаловался на то, что я обращаю этот процесс в суд над ним, а теперь сам позволяет себе намеки на неприязненное к нему отношение.
— Ваша честь, — произнес я, — я собираюсь показать, что неприязнь, которую испытывает ко мне мисс Денкерберг, с самого начала сказывалась на ходе проводимого ею расследования. Мой клиент имеет право на то, чтобы это было выяснено в ходе перекрестного допроса.
Судья Ивола поморщился:
— Я разрешаю вам задать несколько вопросов.
— Спасибо, — сказал я. — Мисс Денкерберг, вы что-нибудь знали обо мне до нашей встречи?
— Я о вас слышала.
— И слышали употреблявшееся в отношении меня слово «крючкотвор»?
Долгая пауза.
— Не могу сказать. Возможно.
— А об Энджел Харуэлл вам слышать приходилось?
— Разумеется. Несколько лет назад ее обвиняли в убийстве отца. Вы добились ее оправдания.
— Что еще вы слышали об этом деле?
— Многие считали, основываясь на фактах, которые всплыли в ходе суда, что она виновна.
— То есть можно сказать, что, увидев доброго старого Чарли Слоуна стоящим перед домом Майлза Дэйна, вы подумали нечто вроде: «Ага, это тот самый крючкотвор, который вытаскивает преступников».
Детектив поджала губы:
— Ну, это маловероятно.
— Мы здесь не пари заключаем, мисс Денкерберг. Я задаю вопросы, вы отвечаете — да или нет.
— А что вы хотите от меня услышать — что я считаю вас бессовестным адвокатом, который защищает повинных в преступлениях негодяев? — Она стиснула зубы, ее лицо покрылось красными пятнами. — Ладно, именно так я и думаю. И что же?
Отлично. Я посмотрел на присяжных, покачал головой, а потом досчитал про себя до десяти — нужно было, чтобы они как следует усвоили ее признание.
— Мисс Денкерберг, что говорит вам опыт: кто становится первым подозреваемым в случае убийства замужней женщины?
Детектив Денкерберг, похоже, немного успокоилась.
— Говоря статистически, когда замужнюю женщину обнаруживают убитой, наиболее вероятным убийцей оказывается ее муж.
— Что вы ощутили в то утро, увидев на полу спальни изуродованное тело Дианы Дэйн?
Денкерберг на миг задумалась.
— Желание исполнить свой долг и найти преступника.
Я недоуменно вытаращил глаза:
— Помилуйте! Вы же не робот. Я тоже видел несчастную. И могу сказать вам, что ощутил я. Гнев. Вы хотите уверить меня, что не почувствовали его?
Денкерберг чуть покраснела:
— Разумеется, почувствовала.
— Разве не верно то, что гнев отрицательно сказывается на способности человека к рациональному мышлению, заставляет его совершать поспешные, порой необдуманные поступки?
— Возможно, однако…
— А вы разгневались.
— Да, я разгневалась.
— Спасибо, — сардонически произнес я.