— Насколько я помню, ранее вы говорили, что бороздки находятся здесь, здесь и здесь. Я же указал просто на, — он пожал плечами, — на случайную загогулину.
Я медленно выдохнул. Черт меня дернул выбрать эту напыщенную дуру в свидетели. Доктор Рейнс откашлялась и некоторое время вглядывалась в фотографию.
— Да, вы правы. Я ошиблась.
— Вы ошиблись. В чем еще вы ошиблись?
— Ни в чем, — твердо заявила она.
— Ага. Тогда вы, возможно, сделали это намеренно? Подтасовали факты?
— Я никогда не подделываю улики.
— И вы никогда в жизни не подтасовывали факты?
Доктор Рейнс заморгала. Пустяк, конечно, но меня он несколько напугал.
— Вы ведь занимали пожизненную должность профессора в Университете штата Монтана, не так ли?
— Так, — негромко ответила она.
Я понимал — назревает нечто дурное, но помешать этому не мог.
— Если ученый-исследователь фальсифицирует факты, чтобы получить заранее придуманные им выводы, это может стать основанием для лишения его пожизненной должности?
— Протестую, — сказал я. — Это не имеющий отношения к делу, чисто теоретический вопрос.
— Протест отклоняется, — сказал Ивола. — Готов поспорить на пятьдесят центов, что мистер Олески задал его не случайно.
— Это пари вы выиграете, ваша честь, — сказал государственный обвинитель. — Доктор, вас ведь уволили из Университета Монтаны за фальсификацию результатов исследований?
— Никто меня не увольнял. Завистливый коллега предъявил мне множество надуманных обвинений. Справедливость их доказана так и не была.
— А разве ученому совету не был представлен отчет, в котором вас рекомендовали уволить за бесчестность?
Хелен Рейнс начала бледнеть.
— Это был предварительный, ни к чему не обязывающий отчет. — В ее голосе слышались визгливые нотки. — Окончательное решение принято не было. Меня наверняка оправдали бы, если бы… если бы провели полную проверку фактов.
— Но вы, не дожидаясь ее, просто подали в отставку, так?
Сохранять самообладание Рейнс удавалось с явным трудом.
— В то время я начала собственный бизнес и потому решила, что мучиться еще целый год, борясь с этими обвинениями, просто не стоит. Мне казалось, что лучше уйти.
— Да уж я думаю. — Стэш с отвращением покачал головой и сел.
— Пустая, вульгарная баба! — сказала Лайза и хлопнула ладонью по столу. — Она же знала, что в ее прошлом скрыта бомба замедленного действия, и ни слова нам не сказала.
В заседании суда был объявлен перерыв, после которого предстояло дать показания моему последнему свидетелю.
— Пап, можно, я ее придушу? — спросила Лайза.
Это пожалуйста, но только не здесь, подумал я. В поисках вдохновения я оглядел зал суда. И первым, кто попался мне на глаза, был Роджер ван Бларикум, брат Дианы. Одна половина его лица взирала на меня с измученным, полным горя выражением скорбящего брата.
А другая самодовольно улыбалась.
Глава 10
Вечером, после того как заседание суда было прервано до следующего утра, я сказал Лайзе, что нам придется вызвать на свидетельское место Майлза. Мы сидели в моем офисе, уничтожая едва ли не двухсотую за последние два месяца пиццу.
— Если ты хочешь вызвать сомнения, — сказал я, — тебе нужен по-настоящему убедительный альтернативный подозреваемый. А у нас такого нет.
— Но чем нам могут помочь свидетельские показания Майлза?
Я тяжело вздохнул:
— Мне нужно заставить его рассказать о Блэре. Это единственная наша надежда.
— Так ведь мы можем использовать и самого Блэра, — сказала Лайза. — Если, конечно, нам удастся его найти.
— Забудь о Блэре, — резко ответил я.
Она как-то странно посмотрела на меня и спросила:
— Почему?
О ночной встрече с Блэром в офисе я ей не рассказывал.
— У меня нет времени на поиски.
— У меня есть, — ответила она, снимая со стола ключи от машины. — Мне нужно лишь обрушить на него прославленное обаяние Слоунов, и никуда он от нас не денется.
Она сунула в рот кусок пиццы, встала и устремилась к двери.
— Лайза! — крикнул я. — Отдай ключи!
— Угум-м! — ответила она. И исчезла.
Я вскочил, бросился за ней, однако споткнулся о коробку с остатками большой пиццы и упал, угодив в нее обоими коленями. Ко времени, когда я выскочил из дома, огни моего «крайслера» уже едва различались в дальнем конце улицы.
На следующее утро, проснувшись около шести утра на работе, я первым делом выглянул в окно. Машины на ее обычном месте не было. Я позвонил к себе домой — никто не ответил. Меня начала бить нервная дрожь. Все будет хорошо, сказал я себе. Скорее всего, она сейчас на пути к моей конторе.