По стволу дерева Манназ устало сползает прямо на траву. Обруч по-прежнему больно сдавливает виски. Хочется сдернуть его, но нельзя. Снять очки и наушники в публичном месте – еще хуже, чем то, что он сделал пару минут назад.
Он зарывается дрожащей рукой в давно не стриженные волосы и утыкается лбом в колени. Он сделал это. Святой Шетти [1], он действительно сделал это! Из горла вырывается сухое рыдание. Манназ поднимает голову и рассматривает правую ладонь, уже в перчатке.
Он. Дотронулся. До кожи. Другого. Человека!
Дыхание обрывается. Рука, кажется, до сих пор хранит ощущение кожи той девушки. Стыдное. Жаркое. Это настолько невероятно, и близко, и интимно, что Манназа трясет. Кажется, он никогда в жизни не делал ничего неприличнее, включая тот случай, когда напился и танцевал прямо на сцене клуба женский танец. В тот раз он был с ног до головы упакован в моушн-капчур [2], как и все люди каждый день жизни, чтобы очкам было проще корректировать окружающий мир, но сейчас…
Он впервые дотронулся голой кожей до другого человека без защитной пленки костюма, и это было… прекрасно. Волнующе.
Непристойно.
Манназ стонет, снова обхватывая голову руками. Это ужасно – то, что он сделал. Это не укладывается ни в какие рамки. Если узнают в универе или, не дай Шетти, на работе – его выгонят и оттуда, и оттуда. С белым билетом.
Хуже всего, что это больше не пугает.
Ощущение чужой кожи на своей – стыдное, горячее – буквально затапливает его. Кажется, не может быть ничего интимнее. Километры переписки, часы разговоров, смех над одними шутками – все это не идет ни в какое сравнение с тем, что он испытал за доли секунды, когда касался кончиков пальцев незнакомой девушки в поликлинике. Даже феерический секс с Мелисити, который Манназ всегда считал вершиной блаженства, не столь интимен и даже наполовину не так чувственен. Ведь Манназ никогда не притрагивался к жене вот так, напрямую.
Он до боли сжимает руками голову.
Prueba de vida, доказательство жизни, доисторический философский термин, который Манназ вычитал в старой книжке. То, благодаря чему чувствуешь себя живым. Не может быть, чтобы в случае Манназа это были прикосновения. Такого не может случиться с хорошим и порядочным человеком, слишком несправедливо. Такое может произойти с маргиналами, сумасшедшими, с отбросами общества – но только не с ним.
Хорошо бы это оказалось просто временным помутнением.
Хотя Мелисити наверняка сказала бы, что он переучился. Что слишком увлекся курсовым проектом по психологии доисторических людей. Что ему просто нужно поспать. Но Манназ давно закончил проект и уже много ночей высыпается – однако странная, болезненная одержимость не столько прикосновениями, сколько самой возможностью прикосновений не желала покидать воспаленный мозг.
А сейчас, когда он знает, каково это – прикоснуться к человеку напрямую, ему безумно хочется поделиться этим с Мелисити. Интересно ли ей будет? Наверняка да. Поймет ли она восторг Манназа? Наверняка нет.
Мелисити к жизни доисторических людей относится как студенты-биологи к своим паукам: с брезгливой заинтересованностью. А прикосновения, поцелуи, объятия – все проявления архаичной привязанности, так свойственные их далеким предкам, воспринимает как забавные извращения. Манназ и сам был таким же когда-то.
Хотел бы он оставаться таким же.
Prueba de vida. Раньше для того, чтобы почувствовать себя живым, ему хватало разговоров с Мелисити. Она – самая смешливая, умная и целеустремленная девушка из всех, кого он знает. С того самого момента, как они впервые заговорили, единственное желание Манназа – стать к ней как можно ближе. Манназу до сих пор не верится, что Мелисити вышла за него замуж.
И если бы не то, что Манназ сегодня узнал о себе, о своих склонностях, он смело мог бы назвать себя самым счастливым парнем на земле.
Он смотрит на свою проклятую, благословенную, обожженную правую руку. Больше всего на свете сейчас ему хочется поделиться этим с Мелисити.
Он чертов конченый извращенец.
Он хочет дотронуться до собственной жены.
11:30 утра, 13 мая 1118 года от Второго Пришествия. Суббота.
Дорогу домой Манназ не помнит. Он не с первого раза попадает ключом в замочную скважину и вваливается в квартиру, захлопнув дверь.
– Как прошел твой день, дорогой?
Мелисити белозубо улыбается ему. Сегодня на ней ярко-красное платье, а рыжие волосы собраны в высокую прическу.
Он любуется блеском ее зеленых переливчатых глаз и тянется навстречу. Хватает ее ладонь, закрывает глаза и… не чувствует ровным счетом ничего. Разочарованно вздыхает и наконец сдергивает с головы чертов обруч.