***
Остаток дня проходит мучительно долго.
Когда на улице темнеет, Манназ опять нажимает на дужке очков «Мелисити» и выбирает подфункцию «Связаться напрямую».
В горле пересыхает. Он ждет минуту, две, когда наконец в наушниках раздается удивленный голос:
– Манназ? Что-то случилось?
Он выдыхает. Мелисити ответила!
– Нет, ничего, – поспешно оправдывается он. – Ничего такого. – Он опускается на тахту и сцепляет руки в замок.
– Тогда почему ты звонишь мне по экстренной связи? – удивление сменяется раздражением.
Манназ упивается ее голосом, высоким, мягким, в котором, как всегда, звучат стальные и решительные нотки. Мелисити любит держать все под контролем и ненавидит что-то не понимать. У жены голос командира армии из прошлого. Она делает вид, что обижается на такое сравнение, но каждый раз довольно улыбается.
Как же он любит ее.
– Прости. Я просто хотел поговорить с тобой. Можно?
После нескольких секунд молчания, за которые Манназ успевает вытянуть несколько ниток из обивки тахты, Мелисити смеется:
– Ты опять читаешь что-то по истории и тебя потянуло на экзотику? Какой ты все-таки чудак! Давай. Как у тебя дела?
– Хорошо. У меня дела хорошо. – Он медлит. – Мелисити. Ты никогда не думала о том, как люди жили до этого всего? До Второго Пришествия?
– Эй, ботаник! Семестр уже месяц как закончился, дай передохнуть!
– Мел…
Она фыркает.
– Конечно думала, даже курсовую об этом писала.
Манназ заслушивается ее бархатным смехом. Как бы он звучал без искажения наушников?
Вполовину не так красиво?
Еще красивее?
Тем временем Мелисити продолжает:
– Плохо они жили: болезни, инфекции. Попробуй останови заразу, когда люди все время проводят друг с другом и даже здороваются за руку. Ну и сумасшедшие все были – откуда, ты думаешь, столько войн? Постоянно друг с другом контактировали. Где близость – там агрессия, где агрессия – там вред, – назидательно повторяет Мелисити любимую фразу Шарика. – В общем, жуткое времечко. Не хотела бы я так жить.
Манназ рассматривает гладкую бежевую стену сквозь очки, которые пришлось надеть для разговора с Мелисити. Ему кажется, или за ней стала видна зелень?
– Я думаю о том, что у них было принято трогать друг друга, – говорит он делано безразличным тоном. – Помнишь тот фильм?
Он буквально видит, как Мел передергивает.
– Помню, – по голосу слышно, что она морщится. – Гадость. Не хочу слишком много об этом думать, мне противно. Дотрагиваться напрямую – все равно что в кишках друг у друга сидеть. Мерзко.
В горле Манназа встает ком. Глаза жжет. На обивке тахты из-за вытянутых ниток уже появилась дырка – Манназ чувствует ее подушечками пальцев, но не видит из-за очков.
Мелисити, оседлав любимого конька, продолжает:
– Но у них была целая теория о том, что личное общение и особенно прикосновения полезны, помнишь, Шариков рассказывал? Кто-то из ученых – Жюли, кажется, или Пере, забыла – целые трактаты писал о том, что вред от отношений идет рука об руку с пользой, что близкие отношения, в которых люди друг друга не травмируют, невозможны. Ладно, тогда они были правы. Но сейчас это реально. Я обожаю наше время, серьезно!
– Правда?
– Да. Люди нестабильны, если их не страхуют аватары. Вот взять хотя бы нас с тобой. Мы очень счастливы, и я люблю тебя. Но были бы мы так же счастливы, если бы нам пришлось видеть и ощущать друг друга ежедневно? Жить вместе, чувствовать, обонять, делить быт, растить детей вдвоем изо дня в день, годами, не имея возможности передохнуть? Постоянно, представь, постоянно видеть друг друга без масок, сталкиваться локтями и коленями… Даже чтобы заняться сексом, приходилось бы ждать, пока захочется обоим – помнишь, Шарик нам анекдоты про это древние зачитывал…
Правую руку обжигает.
– Я хотел бы жить так.
Слова звучат как пушечный выстрел.
На том конце провода замолкают.
– Правда? – когда Мелисити наконец отвечает, в ее голосе звучит искреннее удивление. Как будто она наткнулась в учебнике на задачку, решение которой никак не могла понять.
– Да.
– Но почему?
Манназ делает глубокий вдох.
– Мне кажется, это было бы по-настоящему. Я недавно сделал глупость. Я… я дотронулся до кое-кого. До девушки.
Она потрясенно выдыхает.
– Девадига святой, Манназ! Как ты умудрился? Тебе ничего не сделали?
– Нет-нет, все обошлось, – его голос прерывается.
– Муж, учеба не доведет тебя до добра. – Мелисити снова замолкает и после долгой паузы осторожно интересуется: – Ты сделал это специально?