Памятником этого духовного восхождения и осталась Святая Русь, сияющая маковками церквей в Киеве, Чернигове и Новгороде. И слова варяга из «Повести временных лет»: «Боги ваши есть дерево. Сегодня есть, а завтра сгниют. Они не едят, не пьют и не говорят и сделаны руками из дерева. А Бог есть един».
Это и есть, наверное, наше самое важное варяжское наследие.
Почему рухнула Киевская Русь
Войска хана Батыя разрушили почти все древнерусские города, но они вскоре восстали из пепла. И только столица Руси — Киев — пришла в полный упадок. Почему?
Константинополь. Гравюра из хроники Хартмана Шеделя. 1493 г.
Я уже писал в одной из предыдущих статей, что название «Киевская Русь» придумал только в XIX веке московский историк Михаил Погодин. До него никто даже не подозревал, что она «киевская». Современники называли эту страну просто Русью или Русской землей. Когда Киев после нашествия Батыя превратился в развалины, и в таких же дымящихся руинах лежали Рязань, Суздаль, Галич и Чернигов, некий древнерусский публицист, имя которого поглотила история, создал «Слово о погибели Русской Земли». Заметьте — просто «русской». Без каких либо прилагательных.
Душу несчастного очевидца краха великой державы терзала безмерная скорбь, перетекавшая через порушенные границы отечества. Наши сегодняшние переживания не в силах сравниться с ней. По крайней мере, по широте охвата.
«О светло светлая и красно украшенная земля Русская! — писал этот печальник. — Многими красотами дивишь ты: озерами многими, реками и источниками, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, боярами честными, вельможами многими, — всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!
Отсюда до венгров, и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев и до немцев, от немцев до корелы, от корелы до Устюга, где живут тоймичи поганые, и за Дышащим морем, от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы — то все покорил Бог народу христианскому поганые страны: великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю Киевскому, и деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали в колыбели. А литва из болота на свет не показывалась. А венгры каменные города укрепляли железными воротами, чтобы на них великий Владимир не ходил войной. А немцы радовались, что они далеко за синим морем. Буртасы, черемисы, веда и мордва бортничали на князя великого Владимира. И сам император Мануил Цареградский, страх имея, затем и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьграда его не взял»…
«Слово о погибели» сохранилось всего в двух списках. Древнейший из них — Псковский, датированный XV столетием. Его обнаружили в Псковско-Печерском монастыре. Монах-переписчик, сохранивший нам его, присоединил небольшой отрывок «Слова» в качестве вступления к «Житию Александра Невского». К тому времени уже стало очевидно, что Земля Русская не погибла, что она снова оживает. Времена хана Батыя остались в далеком прошлом. Со дня падения Киева прошло уже два столетия! Монгольское иго доживало последние годы. Потихоньку складывался культ Александра Невского — прямого потомка Владимира Святого и Ярослава Мудрого.
Благоверный князь Александр, отбивший в 1242 году немецких рыцарей на Чудском озере (на это хватило сил) и смиренно отправившийся договариваться с ханом монголов в далекий Каракорум, (так как для борьбы с его державой, включавшей в себя не только Монголию, но и Китай, время еще не настало) превращался в образец политической мудрости. В отличие от своего современника Михаила Черниговского, отказавшегося пройти между двух очистительных костров в ставке хана (мол, неприлично сие христианину!) и растерзанного за это, Александр Невский и кострами не брезговал, и кумыс со степняками пил. И, как показало будущее, оказался прав. Его хитрое упорное потомство победило в борьбе с другими линиями Рюриковичей, страдавшими неизлечимой гордыней, и теперь потихоньку прибирало к своим рукам наследие святого Владимира.
Повесть о взятии Царьграда: «Ворвались фряги в Святую Софию и ободрали двери и разбили их».
И пусть Киев еще находился под властью Литвы, а Галичина — в руках поляков, некий таинственный псковский инок чуял, что былая сила Руси возвращается, что, по сути, она неистребима. С полуистлевшего пергаментного листа, помнившего времена Батыя, монах-переписчик, сидя в прохладном скриптории, переносил в новый кодекс и печаль современников монголо-татарского нашествия и их память о былом величии.