– Здесь повсюду можно встретить неуловимые проявления иного мира.
Эти слова я услышал столь же явственно, как и только что отзвучавший детский смех. Впрочем, возможно, фраза просто мелькнула у меня в голове.
Наконец мы подошли к водопаду Ситаки. Неудержимый поток воды, бурный после августовских ливней, низвергался с большой высоты в мелкую чашу озера, наполненного камнями, на которых были выцарапаны надписи. Нас встретил худой, болезненный на вид, но поразительно красивый молодой человек. Он вручил Кейко охапку диких лилий, длинные стебли которых были обернуты в листья папоротника.
– Добро пожаловать, икигами, – с улыбкой приветствовал он ее.
На молодом человеке не было ничего, кроме набедренной повязки. Его обнаженное тело светилось, словно лилия. Неужели это и есть профессор Хирата? Молодой человек встал под водопад, и я испугался за него. Мне казалось, что он был слишком слаб и хил и не сможет противостоять силе потока, обрушившегося на его голову.
– С середины зимы он каждый день становится под водопад, это испытание холодной водой называется суигио, – раздался чей-то голос, и я увидел выходящего из леса сухонького бритоголового человечка.
На нем тоже не было ничего, кроме набедренной повязки. Наверное, этот лесной эльф и был профессором Хиратой. Не представившись, странный человек неопределенного возраста сразу же заговорил со мной:
– Вы все еще считаете, что кульминацией всей истории синтоизма является черный дождь, низвергнувшийся на Хиросиму?
– Простите, что вы сказали? – удивленно переспросил я.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Упавшие на Японию атомные бомбы, в которых заключена сила урана, предопределены самой судьбой. Уран занимает главенствующее место в гороскопе Его величества. Это оригинальное мнение о нашей культуре принадлежит вам.
Кейко! Кто, кроме нее, мог передать этому гному мой разговор с депутатом Цудзи, произошедший восемь лет назад? Я бросил на свою спутницу обиженный взгляд, но она проигнорировала его.
– Вы захватили с собой флейту, сендацу? – спросила она гнома.
– Да, мне позволено играть на флейте, но кусочки кожи на горе Онтакэ запрещены.
Интересно, что он подразумевал под «кусочками кожи»?
Профессор Хирата показал нам свою флейту из ойя, куска застывшей лавы. Инструмент был похож на большое гладкое продолговатое черное яйцо с отверстиями-клапанами.
– Эту флейту подарила мне гора Хагуро. В ней уже были проделаны эти отверстия. Духи ками передали мне ее для того, чтобы я с ее помощью мог вызывать их.
Поднеся свою каменную флейту к губам, он начал дуть в нее. Диапазон звуков, которые производил этот инструмент, был необычайно широк, – от низких басовых нот до самых высоких, пронзительных. Профессор сопровождал игру на флейте вздохами, ворчанием и фырканьем. Никогда в жизни я не слышал ничего подобного. Даже виртуозы музыки дзен, игравшие на бамбуковой флейте, не могли сравниться с Хиратой. Звуки его инструмента казались мне голосом самих ками. Я догадался, что звуки, которые я принял за детский смех, тоже издавала чудесная флейта профессора.
Эта странная музыка самым необычным образом подействовала на стоявшего под водопадом молодого человека. Подойдя ближе к воде, Хирата неистовыми звуками флейты довел юношу до исступления. Медиум смертельно побледнел и начал задыхаться. Мне показалось, что он вот-вот умрет.
– Он так слаб и хил, что может не пережить состояние транса, – сказал я Кейко.
– В него вошел гохо-додзи. Этот юноша помогает профессору Хирате во время медиумических сеансов. Он обладает сверхъестественными способностями. Я встречалась с ним раньше. Его зовут Огава Сей, он студент университета Васеда, в котором преподает профессор Хирата.
Хотелось закрыть глаза. Убийственные звуки флейты сводили меня с ума. Казалось, еще немного, и я тоже начну биться в судорогах, как это делал медиум.
– А что это за «кусочки кожи», о которых говорил профессор? – спросил я Кейко.
– Профессор Хирата является ямабуси мистического культа Сугендо, во время сеансов он надевает на себя куски замши. Но на горе Онтакэ на кожу наложен строжайший запрет. Профессор Хирата согласился быть нашим проводником на священную гору Хагуро. Мы совершим это паломничество осенью. Профессор является главой ямабуси Хагуро.
Я много слышал о ямабуси, к числу которых принадлежал Хирата Ансо. Их еще называли «спящие в горах». Это был возникший в эпоху средневековья орден монахов-воинов, исповедовавших культ, в котором слились воедино синтоистский шаманизм и эзотерический буддизм. Хотя эти монахи не принадлежали к сословию самураев, они имели право носить меч и в эпоху феодализма служили наемниками. Ямабуси подвергались гонениям в конце сёгуната Токугавы, а затем в период правления Мэйдзи. Наш флейтист принадлежал к сословию современных колдунов, которые были сродни ясновидицам мико. Я слышал, что проводником ямабуси в их путешествиях в мир духов был демон деревьев, тенгу, получеловек-полуястреб, враг буддийских законов.
Музыка наконец оборвалась, и Хирата звучным, хорошо поставленным, как у актера театра Но, голосом спросил:
– Кто к нам явился?
Юноша, извиваясь и корчась под потоком воды, завопил в ответ что-то нечленораздельное. После нескольких жалких попыток связаться подобным образом с миром духов профессор Хирата вынужден был спасать своего медиума, который едва не захлебнулся. Посадив полуживого Огаву на берегу, профессор стал яростно бить его по спине и выкрикивать заклинания, которые должны были вывести медиума из глубокого транса.
Кейко тем временем удалилась в лес и вскоре вновь появилась из-за сосен совершенно нагая вопреки правилам приличий, действовавшим на горе Онтакэ. Она направилась прямиком к водопаду. Оставив медиума, профессор Хирата устремился за ней. Он присел на корточки на камнях, обратившись лицом к Кейко. На них низвергался мощный поток, разбивавшийся о камни чаши озера. Брызги воды образовывали искрящийся туман, переливавшийся всеми цветами радуги. Пальцы профессора начали складываться в знаки, обозначавшие девять священных слогов – рин-био-то-ша-дзин-нецу-цай-дзен-кья! Темп движения похожих на когти ястреба пальцев убыстрялся, они как будто гипнотизировали Кейко. Казалось, что она стала добычей хищной птицы.
Я приблизился к озеру, испытывая острое желание окунуться в его прозрачные чистые воды. Хирата оставил свою флейту на поросших лишайником валунах рядом с Огавой, который постепенно приходил в себя. Я взял тяжелый черный камень, на котором все еще поблескивали остатки слюны Хираты, и подул в отверстие. Однако флейта не издала ни звука.
Профессор Хирата размашистым жестом как будто нанес удар пальцами в живот Кейко и взревел: «Аум! Аум!» Это слово было альфой и омегой санскрита и заключало в себе вселенную. Кейко внезапно громко заговорила незнакомым мужским голосом:
– Из-за моря идут неупокоенные духи, но еще рано, еще не пришло время для встречи с ними…
Кейко осеклась. Вода вскипела вокруг ее бедер и окрасилась в розовато-лососевый цвет. Кейко двинулась к берегу, и я увидел, что у нее по ногам течет менструальная кровь. Она спешила покинуть священное озеро, чтобы не осквернить его.
– Еще не время, – разочарованно промолвил профессор Хирата, следуя за Кейко, и поморщился от отвращения, взглянув на струйку менструальной крови.
Мне показалось, что он обращается не к нам троим, а к более широкой аудитории. И вскоре из-за деревьев показались паломники в белых одеяниях. Их было очень много. По-видимому, они все это время прятались в лесу. Профессор Хирата и окончательно пришедший в себя Огава замахали руками и бросились к приближавшимся паломникам, пытаясь остановить их.
– Прочь! Прочь! – кричали они. – Разве вы не видите, что еще не время?
Не произнеся ни слова, паломники повернулись и исчезли из виду так же тихо и спокойно, как и появились. Огава принес из зарослей три кимоно и, когда Кейко взяла из его рук свою одежду, снова протянул ей букет лилий. Завязывая пояс на своем кимоно, профессор Хирата обернулся ко мне: