Он вспомнил, как девушка закончила отработанные движения танца – спустя считаные секунды после этого сдавленный смех из динамиков маленького телевизора куда-то отдалился и приглушился, Лиммит шагнул к постели, держа руки на пряжке ремня, склонился над девушкой, терпеливо лежащей в горизонтальном положении, и обнаружил, что трепещущая под ним вагина модифицирована и переделана почти до неузнаваемости. Лепестки плоти, налитые истинной или показной страстью, покраснели и стали изгибаться под его взглядом. Барочные сокращения пассивно подставленной вульвы. Новые и новые части увеличенных гениталий постепенно проявлялись из пещеры матки, как влажные морские растения. Эффект получался неописуемый; Лиммиту почудилось, что он сейчас потеряет сознание и провалится туда, но в последний момент, ловя ртом воздух, он успел отскочить и спасся бегством к окну.
Девушка лежала теперь на боку, уныло глядя на него, и явно никак не могла взять в толк, что случилось. Лиммит, продолжая внутренне дрожать, но уже понемногу контролируя себя, вновь смотрел на нее. Какие проявления похоти призваны удовлетворить эти органы, какие извращенные страсти разбередить? Он и представить себе не мог. Но понял, что в Лос-Анджелесе много такого, о чем он даже не догадывался.
Исследуя ее тело, он наткнулся на точку, где в (может быть, не слишком отдаленном) прошлом находились лобковые волосы; на небольшую круглую татуировку внизу живота. Он видел аналогичные метки на культяпках уличных ампутанток, но не присматривался внимательно. Любительский, исполненный в почти детской манере мультяшный рисунок змеиной скалящейся морды. Он все понял и слегка потрогал татуировку.
– Его торговая марка? – спросил он.
Шлюха поняла, о ком речь. И покачала головой.
– Девочки сами это делают, – ответила она, – после операций. Шариковой пастой и иглой.
Лиммит медленно кивнул. Все сходится: модифицированные гениталии выглядели результатом чрезвычайно профессиональной работы, такой мастерской, что грубый рисунок змеиной головы, конечно, в общую картинку не встраивается. «Профессиональная работа, – подумал он. – Значит, вот чем занимается доктор Аддер. Меня от этого блевать тянет, и я с ним должен работать? Немыслимо».
И как сообразил Лиммит, это еще не все, а значит, самое скверное впереди.
Но что именно? Он порылся в памяти, доискиваясь какого-нибудь замеченного на улице, но не понятого тогда ключа, перебирая в мозгу болтовню чокнутого старикана, что угодно, имевшее бы отношение к увиденному у этой девчонки между ног.
«Наверное, я просто это чувствую, – сказал себе Лиммит. – Я чего-то еще не знаю про доктора Аддера. Но даже если больше секретов не обнаружится, Лос-Анджелес и без них вызывает у меня дрожь».
Он снова окинул взглядом девушку, потом отвернулся. Почему они с ней так поступили? Почему они все с собой так поступают? С тем же успехом можно задавать вопросы леммингам или волнам прибоя. Морские волны, животные волны, людские волны; мотивация шлюх также была по-океански бездонна. Он все равно задал вопрос и убедился в правоте своих предположений. Девушка лишь грустно усмехнулась и покачала головой.
Не было смысла дольше здесь задерживаться, оттягивая неизбежное. Он достал очередную банкноту от стремительно худеющего рулончика, засунул ее в небрежно сваленные на краю койки вещи, подцепил черный чемодан с пола и вышел навстречу коридорной тьме. Дверь захлопнулась, унося с собой последнее впечатление от девушки, столь уязвимой перед ровным плоским сиянием телеэкрана.
Выскочив из непроглядной тьмы лестничного колодца на слабо озаренную лампами и звездами крышу, Асуза застегнул ширинку. «Надеюсь, проблем не будет, – подумал он, обводя взглядом в поисках Милча скопище теней вечеринки. – Не нужно было его оставлять, не в такое время…» Чертыхаясь сквозь зубы, он начал протискиваться сквозь толпу, мимо потных тел и раскрасневшихся лиц.
Худшие опасения подтвердились, когда он достиг поручня. Милч стоял рядом, утвердив на поручне ствол и прицел, а Патти Ф. валялась в нескольких ярдах поодаль, с широко распахнутыми от ужаса, как у дикого зверька, глазами. Асуза заподозрил, что Милч ее туда отшвырнул. Вокруг узким полумесяцем выстроилась группка зевак, но их настроение явно было подпорчено.
– Где ты, блин, ошивался? – гаркнул Милч на Асузу. Он уже успел протрезветь. Лицо его полыхало сложной смесью гнева с чем-то трудноразличимым.