Эфемерная субстанция, которую нельзя увидеть и пощупать, — сомневаюсь я, и она смеётся. Заливисто и жизнерадостно.
Я помню этот смех. Он всегда со мной — через годы я несу его в своем сознании, как бережно сохраняемый цветок.
Дай мне твой дух, чтобы я мог поверить.
Протяни мне его в руках через пространство и время.
Позволь мне всегда иметь часть тебя.
Она молчит, словно я кричу под черным куполом пустыни — одинокий в этом мире, гулкий крик в ограниченном пространстве своего сознания.
Верить в Бога из года в год без каких-либо сомнений очень трудно.
Особенно, когда жизнь вокруг беспросветно убога. Особенно когда тени, населяющие пространство вокруг тебя, настолько глупы, что даже не замечают простую истину. Бога, в которого они верят, нет. И никогда не было.
Этой ночью я снова рисовал её. И себя. Мне показалось, что изобразив нас рядом, я изменю пространство, приблизив Богиню ко мне. Я думал, что это будет легко.
Но — я смотрел на рисунок. И ничего не происходило.
Она молчала.
Она не хотела называть моё имя.
Очень жаль. Но ничего. Придет следующая ночь, и я снова попытаюсь говорить с ней. Я уверен, что она однажды откроет для меня своё сердце, что она в одну прекрасную ночь протянет мне руки с открытыми ладонями.
И подарит мне свой дух, который свяжет нас навсегда.
Я знаю, что это лишь вопрос времени. И терпения.
Я слышу посторонний звук. Он нарушает идиллию деревенской тишины. Мотор автомобиля.
Открыв глаза, я смотрю на дорогу. Со стороны федеральной трассы едет УАЗик. Участковый милиционер из районного центра. Мы познакомились весной, когда он приехал в деревню и, найдя здесь новых жителей, проверил документы у меня и Семена. Я помню его внимательные глаза, пронизывающие насквозь, — мне не составило труда обмануть милиционера. Ему ли со мной тягаться в умении заглядывать в глаза. В мастерстве прощупывать сознание. В желании узнать суть.
УАЗик, переваливаясь на колдобинах глинистой дороги, остановился у калитки. Хлопнула дверь и человек в милицейской форме, войдя ко мне во двор, сказал:
— Привет, Василий.
— Привет, старлей.
Я крепко пожимаю протянутую руку и показываю на завалинку — садись.
— Как служба? — говорю я, чтобы начать разговор. Я уже знаю, что старлей совершает плановый объезд территории и, конкретно от меня, ему ничего не надо.
— Да, как обычно, всё через жопу, — отвечает старший лейтенант, достает пачку сигарет из нагрудного кармана и, выщелкнув одну сигарету, протягивает мне пачку, — на, закуривай.
— Я не курю.
— Ах, да, точно, — поморщившись, говорит он и прикуривает от спички.
Пару минут мы молчим. Мне нравится старлей. Типичный деревенский «Аниськин» — спокойный, рассудительный мужик, который делает своё дело обстоятельно и неторопливо. Его зовут Афанасий, но он почему-то предпочитает, чтобы к нему обращались по званию, словно бережет имя для другого человека. И это я тоже могу понять. И принять.
— Как тут у вас, ничего не случилось, новых людей не появилось?
— Нет, никого не было, — мотаю я головой, — а из происшествий только Лидка чуть Ивана сковородой не убила.
Я рассказываю вчерашнюю историю, потому что старлей все равно узнает, когда после меня заедет к моим соседям.
Он улыбается, слушая меня — это не в первый раз случается у Ивана с Лидой и воспринимается, как деревенское развлечение — и под конец спрашивает:
— Всё так самогон и варят?
Я хмыкаю в ответ, не сказав ни да, ни нет. Но ответ старлею не нужен. Он прекрасно знает, кто на его территории варит самогон. И он знает, что отобрав аппарат проблему не решить.
Выдохнув в последний раз сигаретный дым, он встает и напоследок говорит:
— Пока, Василий.
Старший лейтенант садится в машину и едет к соседям. Я встаю с завалинки и, прихватив тяпку, прислоненную к бревенчатой стене, иду за дом в огород. Встав в гряду, начинаю неторопливо окучивать картофельные ряды, подгребая землю к зеленым кустикам. Второй раз за лето, никто так не делает, но…
Обычная работа — это как раз то, что мне сейчас нужно.
Простые движения дают возможность спокойно думать. Ближе к полудню, я заканчиваю окучивать картофель. Иду в сарай. Здесь у меня живут кролики. Большие деревянные клетки с пушистыми ушастыми зверьками. Двигая носом, они нюхают воздух, думая, что я пришел их кормить. Да, и это тоже. Кормить буду. Но сначала я открываю дверцу ближайшей клетки и вытаскиваю большого черного кролика. Он доверчиво дрожит у меня в руках. В круглых глазах страх, смешанный с робким желанием жить.