— Вы смотрите — он? Чтобы не было ошибки…
Николка глянул Наю прямо в глаза, открытые, стеклянные глаза Ная отозвались бессмысленно. Левая щека у него была тронута чуть заметной зеленью, а по груди, животу расплылись и застыли темные широкие пятна, вероятно, крови.
— Он, — сказал Николка». {91}.
Как печальны и строги эти строки, и какой жалости к погибшим полны они. Собственно, вся «Белая гвардия» — протест против убийств. Но сцена в анатомическом театре так и стоит перед глазами, призывая и нас, далеких потомков очевидцев тех событий, к человечности.
«Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Бег»… — первые великие доказательства мощи таланта Булгакова. Всмотримся пристальнее в фигуры Хлудова и де Бризара в «Беге». Грозные повороты событий в этом стане страха и жестокости предрешают психически больные люди!
Как указывает ряд исследователей, прообразом Хлудова явился белогвардейский генерал Слащов. Действительно, работая над пьесой «Бег», М. Булгаков, по воспоминаниям Л. Е. Белозерской, знакомился с его книгой «Крым в 1920 году». О мемуарах Слащова, чьи приказы звучали так: «Требую выдавать каждого преступника, пропагандирующего большевизм…» — упоминает и исполнитель роли Хлудова видный советский актер Н. К. Черкасов. Готовясь к постановке «Бега», И. К. Черкасов изучал биографию самого молодого генерала Генерального штаба царской армии, а затем соперника барона Врангеля в Крыму, способного военачальника и беспощадного временщика.
Черты Слащова и Хлудова как бы накладываются друг на друга. Тем не менее Хлудов отнюдь не копия реального белогвардейского генерала. Выскажу мнение, что, выписывая черты этого персонажа, Булгаков учитывал и работы по психиатрии, обращался к страницам руководств, с которыми был знаком еще в студенческие годы, скажем, в книге М. Н. Лапинского «Классификация психических болезней по Крепелину». Именно такое построение образа Хлудова предопределялось и концепцией пьесы, и пережитым и увиденным автором в его тяжкой страде конца 19-го — начала 20-го годов, когда как врач он встречался с подобными маньяками лицом к лицу. Возможно, по отношению к Слащову тут есть и преувеличение, но во имя истины истории.
«… Лишь опытный и наблюдательный глаз мог бы разобрать беспокойный налет в глазах у всех этих людей. И еще одно — страх…….. можно увидеть в этих глазах, когда они обращаются в то место, где некогда был буфет первого класса. Там…….. на высоком табурете сидит Роман Валерианович Хлудов… Оп болен чем-то, этот человек, весь болен, с ног до головы. Оп морщится, дергается, любит менять интонации. Задает самому себе вопросы и любит на них сам же отвечать. Когда хочет изобразить улыбку — скалится.
Он возбуждает страх. Он болен — Роман Валерианович…»
Морщится, дергается, задает самому себе вопросы… Вслушайтесь в нервические фразы Хлудова: «Час жду «Офицера» на Таганаш… В чем дело? В чем дело? В чем дело?… Меня не любят!…»
«… Курить доктор запрещает! Нервы расстроены… Да не помогают карамельки, все равно курю и курю».
«… Вы явно нездоровы, генерал (не выходя из рамок этикета, говорит Хлудову во вспыхнувшем споре между ними главнокомандующий, когда приходит сообщение, что красные перешли Перекоп. — Ю. В.) и я жалею, что вы летом не уехали за границу лечиться, как я советовал».
«… Кто бы вешал, вешал бы кто, ваше высокопревосходительство?» — срывается Хлудов.
Этого белого лицом, как кость, человека с неразрушимым офицерским пробором, в солдатской шинели с генеральскими погонами, ни на секунду не оставляет болезненная тревога: «Чем я болен? Болен ли я?… Я болен, я болен, только не знаю чем».
Да, генерал-вешатель болен. «Уйдешь ты или нет? — обращается он к невидимому призраку…Я могу пройти сквозь тебя, подобно тому, как вчера стрелой я прошел туман. (Проходит сквозь что-то.) Вот я и раздавил тебя!…» И вместе с тем люди из контрразведки знают, что, только вступив в разговор с Хлудовым, солдат Крапилин уже обречен. Доска для виселицы с надписью «Вестовой Крапилин — большевик» готовится сразу же, пока генерал слушает его.
Вновь и вновь Хлудов беседует с видением.
«… (Обернувшись: через плечо, говорит кому-то.) Если ты стал моим спутником, солдат, ты говори со мной. Твое молчание давит меня….. Или оставь меня!… Ты знай, что я человек большой воли и не поддамся первому видению, от этого выздоравливают!…
Голубков. С кем вы говорите?
Хлудов. А? С кем? Сейчас узнаем. (Рукою разрезает воздух.) Ни с кем. Сам с собой…»
Нет, выздороветь он уже не может. Галлюцинации не оставляют Хлудова даже в критический момент посадки на отходящие в Константинополь пароходы. Они будут преследовать его и там, в Константинополе.
«… Хлудов. Замолчи. (Утихает.) Ну вот! Одного я удовлетворил и теперь на свободе могу говорить с тобой. (Оборачивается через плечо.) Чего ты хочешь, чтобы я остался? Остался? Нет. Бледнеет, отходит. Покрылся тьмой и стал вдали…
Голубков. Ты болен. Хлудов, это бред! Хлудов, надо спешить, уйдет «Святитель», мы опоздаем!
Хлудов. Черт! Какая Серафима?» {92}.
Болезнь Хлудова еще более усугубляет поле нервозного напряжения и страха вокруг него. При не нарушенном в целом сознании и поведении, при сохраняющейся воле у него, несомненно, психопатологический обсессивный синдром, с не покидающими его навязчивыми представлениями, слуховыми и зрительными галлюцинациями. Причем все это некорригируемые, а значит, наиболее опасные убеждения и эксцессы. «Медленно сходящий с ума палач» — охарактеризовал В. Каверин генерала Хлудова. Действительно, перед нами зловещее сочетание психического расстройства и неограниченной власти у одного человека. Конкретный персонаж пьесы, полусумасшедший Хлудов, — это как бы символ необратимого бега врангелевщины, знак краха и обреченности белых сил. Впрочем, подобная фигура чрезвычайно страшна повсюду, в любой социальной и политической ситуации. И вылепить жуткий запоминающийся образ одержимого манией диктатора, каким он навсегда вошел в литературу, Булгакову, бесспорно, помогло и его точное врачебное видение, глубокое знание психиатрии. Писатель, не являющийся врачом, просто не сумел бы передать этих оттенков и пропорций. Любопытно, что примерно так характеризовал отличия в творчестве А. П. Чехова и Э. Золя французский исследователь творчества Чехова врач А. Дюкло. Э. Золя, замечает он, затрагивая аспекты медицины, пользуется медицинским справочником, механически перенося в сюжет названия и симптомы болезней, и совсем иначе это делает писатель-врач, изображая страдания без сентиментальности, а патологию — без преувеличения. Например, Булгаков не воспользовался реальным фактом, что Слащов являлся кокаинистом. Хлудов нестрадает наркоманией, однако его недуг, в конкретных обстоятельствах, пожалуй, более опасен для общества.
Психическим заболеванием страдает и де Бризар.
«…Последним врывается с перрона де Бризар, становится во фронт Главнокомандующему.
Де Бризар. Здравия желаю, ваше императорское величество!
Главнокомандующий. Что это?
Четвертый штабной. Маркиз де Бризар контужен в голову.
… У камина сидит неподвижно де Бризар с перевязанной головой…… входит Главнокомандующий.
Главнокомандующий. Ваша голова как?
Де Бризар. Не болит, ваше высокопревосходительство. Пирамидону доктор дал. (В этой реплике просматривается и плачевное состояние медицины в белой армии. — Ю. В.).