Еще до начала поступления пациентов, во время первого и единственного общего собрания, Данилов сказал врачам:
— Я прекрасно понимаю, что многим из тех, кто придан нам для усиления, реанимационные навыки на профессиональном уровне в дальнейшей жизни не пригодятся. А еще я знаю, что для приобретения этих навыков на более-менее сносном уровне нужно, как минимум, полгода практики. Так что, давайте договоримся следующим образом. Кто хочет что-то освоить — милости просим упражняться под чутким руководством старших товарищей. Все покажем и всему научим. Кто не хочет, пусть занимается другими делами — принимает, описывает, наблюдает, переводит. Если приданный врач не владеет методикой какой-то манипуляции, он должен без стеснения звать на помощь реаниматолога, а реаниматолог должен без ворчания эту помощь оказать. Приданных буду карать за то, если они полезут делать то, что не умеют и причинят пациентам вред, а реаниматологов — за отказ помочь или же за проявление недовольства при этом. Всем все ясно?
— Мне одно неясно! — сразу же встряла Мальцева. — Мы теперь как будем называться? Первое реанимационное отделение или детский сад имени Мери, мать ее, Поппинс?
— Я бы посмотрел на вас в операционной! — взвился доцент кафедры факультетской хирургии и ведущий абдоминальный хирург восемьдесят восьмой больницы Стахович. — Вы же аппендэктомию нормально провести не сможете, не говоря уже о чем-то более сложном!
— Засуньте вашу хирургию в ж…у поглубже, здесь реанимация!
— Коллеги, давайте жить дружно, — попросил доктор Дерун.
— А что она сразу про детский сад?! — Стахович, что называется, вошел в раж. — Почему она позволяет себе такие намеки?!
И тут доктор Мальцева сделала то, чего от нее никто не мог ожидать. Она приветливо улыбнулась Стаховичу и столь же приветливым тоном спросила:
— Не кажется ли вам, уважаемый Владимир Князевич, что говорить о присутствующих «он» или «она» не очень-то вежливо?!
Даже у Данилова, считавшего себя человеком, которого трудно чем-то удивить, нижняя челюсть слегка отвисла. Стахович же смотрел на Мальцеву так, будто она превратилась в Медузу Горгону — лицо окаменелое, взгляд остекленевший.
— Если же вы, Владимир Князевич, забыли, как меня зовут, — столь же елейно продолжала Мальцева, — то могу напомнить, что я — Светлана Евгеньевна. Ты понял, козел колченогий?
Последнюю фразу Мальцева произнесла своим обычным нагловато-вызывающим тоном. Стахович, который слегка прихрамывал на левую ногу, побагровел и пригрозил:
— Я на вас в суд подам, за оскорбление чести и достоинства! В свидетелях недостатка не будет!
— Как можно оскорбить то, чего нет?! — деланно пожала плечами Мальцева.
После «большого» обхода врачи начинали заниматься пациентами, а Данилов брал истории болезни наиболее тяжелых пациентов, садился где-нибудь в уголке и еще раз «прогонял информацию» через мозг, пытаясь найти ошибки и недочеты. Тяжелые пациенты в большинстве своем находились на инвазивной искусственной вентиляции легких, то есть вентиляция проводилась через трубку, вставленную в трахею. Вентиляция же через маску называется неинвазивной. Кроме этого, кислород можно подавать и через вставленные в нос трубочки, но при низком насыщении крови кислородом, от трубочек в носу пользы не будет — нужна более интенсивная подача в плотно прилегающую к лицу маску.