Затем, сидя на высоком старом дереве, куда благоразумно забрался, Оле поднёс свистульку ко рту и начал быстро и резко дуть в неё.
Он не знал, кого призывает своим свистом: к кому, в мире внизу, обращён этот пронзительный зов на помощь; в основном скрелинг думал о духах верхних и нижних небес. Отчасти — хотя не очень на это надеясь — он ждал, что, может быть, в этом далёком городе найдутся шаманы и даже не очень далеко… а, если и не шаманы то, по крайней мере, парочка людей со схожими познаниями, которые, распознав суть его пронзительного зова, пришли бы — каким-то образом — ему на помощь. А кроме того: что ещё ему оставалось делать? Что ещё он мог сделать?
Покинув Управление Парков, Лесов и Земель, Эмма-Каттерина и её свита (обычно называемая «три ведьмы и поп») направились дальше, к Департаменту Королевской Казны, чтобы собрать там ещё одну кучу «пенсионов»; некоторые принадлежащие лично ей, а некоторые, как вдове давным-давно покойного Маркграфа Истра, старшего сводного брата Игнаца Луи. Престолонаследие было очень запутано; и, вместо того, чтобы запутывать его ещё больше, Королевская и Императорская семья предпочитала платить. И платить. Это сработало не настолько хорошо, как подразумевалось из схожих случаев; вот — кто же знал, что женщина протянет так долго? — и приходилось расплачиваться, до сих пор! Наконец-то добравшись до Пяти Зубцов, где проходили главные пути через город, тем пятерым пришлось пробираться в обход по левой стороне дороги, потому что землекопы, укладывающие газовые трубы, глубоко перекопали восточную сторону. Эмма-Каттерина без устали ковыляла вперёд; внезапно она остановилась, со странным выражением на лице. Одна из её фрейлин, баронесса Бикс-и-Бикс, немного встревожившись, спросила: — Что, Матушка?
Титульная Королева Каринтии за ответом в карман не полезла. — Что, разве вы не слышите? Что, разве ваши уши забиты воском, грязью и безбожием? Это дудит сам Сатана! И, во внезапное мгновение тишины, им послышалось, что — вот оно! Это дудит Сатана! Все они — старая женщина, капеллан и три её подручницы, в тот момент словно попались в эдакий, внезапно возникший, звуковой силок… будто бы… запутавшись в тихих высоких нотах, вылетающих из шаманской костяной свистульки, разносимых ветром вдаль и раздававшихся, хоть и недолго, то там, то сям… только ли то там, то сям? Только ли недолго?
Эмма-Катерина, не больше, не меньше, опускается на колени прямо на дороге и, вытащив свои чётки, начинает молиться. И точно так же, не больше, не меньше, её капеллан и фрейлины тоже опускаются на колени прямо на дороге и, вытащив чётки, тоже начинают молиться. Шесть торговок рыбой, которые явились с Большого Рынка пополнить запасы, завидев это, отставляют корзины и, прекратив голосить: — Свежая! Свежая! За грош, за грош! — становятся на колени прямо на дороге и, вытащив чётки, начинают молиться. Семь престарелых домохозяек, держащих путь к ближайшей церкви св. Кирилла и Мефодия, становятся на колени прямо на дороге, вытаскивают чётки и начинают молиться. Восемь бредущих вместе угольщиков спрашивают друг друга, что здесь происходит и, напомнив друг другу, что идёт Великий пост, становятся на (весьма замурзанные) колени прямо на дороге, и, пошарив по карманам («Они точно где-то тут — ага! Знал же, что они тут!»), вытаскивают чётки и начинают молиться. Новопрорытая канава слишком широка, чтобы её перепрыгнуть и, за три минуты, все Пять Зубцов становятся непроходимы. И, пока всё прирастающая толпа опускается на колени, без конца повторяя по чёткам молитвы (или, в случае Иных Конфессий, рождественские гимны на староверхнегиперборейском, древнеаварском, средневековом словаческом, реформированном румынском и прочих богослужебных языках многоязычной Империи), настоятель св. Кирилла и Мефодия велит бить в колокола — всполошив этим также не очень-то близкие церкви св. Глеба, св. Бориса, св. Владимира, Страстных Мук, св. Николая Мирликийского, св. Петра в Узах, св. Екатерины Мученицы, св. Козьмы и Дамиана Исцеляющих Хворых Безвозмездно… над городом зазвучал перезвон их колоколов. Вследствие всего этого, паровые трамваи, конки, омнибусы, фургоны, частные экипажи и пешеходы скапливались друг за другом, заполонив улицы до самого Подъёмного моста и даже дальше, мешая ему подняться и этим связав движение по Малому Истру и просто Истру, а также, преградив Послеобеденному Товарному путь через улицу Станислава, этим связав уже железнодорожное сообщение до Будапешта и Белграда…