— Этот иностранный господин, барон Борг, выполняет важную миссию; вы пойдёте с ним и присмотрите, чтобы предпринимались непрерывные попытки передать его депеши и вы останетесь с ним до тех пор или дольше, если он вас попросит. Нам не хотелось бы конфисковывать это место. — Так промолвил корнет Эстерхази.
Откланявшись парой слов, Эстерхази покидает их, спеша к переулку, где его дожидается конь. Однако, хоть и встревоженный, Эстерхази не смог удержаться от усмешки, вспоминая собственные нахальные речи.
Нам!
Он снова быстро взбирается на коня и, поглядев при этом вверх, замечает орла, пролетевшего довольно низко над головой… и ещё орла… и ещё… ещё… ещё… и…
В то время турецким посланником в Белле был Селим Гази Эффенди, обычно именуемый «Дрянной Паша», которого выслали из Парижа за крупную растрату и подобные широкие жесты; и теперь он проводил дни и ночи, втягивая пары опиума, который курил (смешивая с латакией, македонским и розовым маслом) в огромном наргиле, инкрустированном перламутром. Когда загудел Великий Колокол Беллы, паша смутно расслышал этот звук, заполнивший небеса, любуясь видением, которое совершенно чётко различал в угольной жаровне — Благословенная Гурия, танцующая в Раю… месте, которое он с радостью, но без удивления, наблюдал весьма часто и которое напоминало бывшую виллу паши под Нёйи[18]. — Мммуффф? — удивился паша.
У его локтя появились посольские кавасы[19]. — Тень Тени Бога, — молвили кавасы, — гяуры рассказывают, что Войска Правоверных стоят у ворот этого зловонного города.
— Мммуффф… — отвечал Дрянной Паша.
Со временем он сумел махнуть рукой. — Незамедлительно, Тень Тени Бога, — откликнулись кавасы.
Вскоре довольно кривобокая карета, на которой посланник ежегодно героически ездил в Казначейство, где ему выплачивали символическую дань за Малую Византию, для передачи в Константинополь — остаток переводился через Банк Кутта[20] — карета, сопровождаемая пятью тощими и престарелыми курдскими уланами (восседавшими на пять столь же престарелых и тощих конях, и выглядевших, словно расставленные в шахматном порядке донкихоты); эта карета выкатилась с территории посольства и направилась в Восточный Конец…
Большинство телеграфистов побросало ключи и отправилось по домам — защищать свои семьи, так что полиция прибегла к армейским гелиографам; это устройство (при помощи телескопа) вспышками сообщало новости, что в Восточном Конце замечены турецкие отряды; торговцы сахаром, маслом и мукой тут же удвоили цены и приготовились баррикадироваться.
Паша вознамерился было просто заметить, что здание, к которому они приближаются, следует изъять в пользу его младшего брата; однако он проговорил лишь: — Ммм… — а затем, вдруг внятно, нечто вроде: — Вот это… — Карета развернулась прямо на проезжей части, вкатилась в крытые ворота; остановилась. Паша тут же задремал. Болгарский посол играл в трик-трак с женой болгарского первого секретаря, когда изумлённый слуга сообщил ему о прибытии турецкого представителя.
— Bozhemoie, что этому беззубому старому пелерасту здесь понадобилось? — спросил болгарский посол. Но в крытых воротах он произнёс: — Altesse, Altesse, mille fois bienvenu![21]
— Ключи, гяур, — проговорил Дрянной Паша. И умолк.
— Ключи, Ваше Высочество? Незамедлительно. Конечно. Какие ключи?
Опять молчание. В конце концов, паша побывал во многих городах; если теперь он не сразу догадался, в каком находится сейчас, то такое сомнение вполне простительно.
Ещё одна пауза. — Ключи… ключи от Белграда, гяур, — промолвил Дрянной Паша. — Мммуфф…
Болгарский посол, который был болгарином, растерялся; болгарский первый секретарь, который был армянином — нет. Меньше чем через минуту он возвратился с самыми большими ключами, которые отыскал (ключами от садового сарая, большими, медными и блестящими), покоящимися на красной плюшевой подушке, на которой обычно спал любимый пудель его жены. — Alors, voici, Altesse, les clefs a Belgrade, avec grande submission[22], — сказал он, поднося их. В конце концов (вопрошало его поведение), что Белград ему, что он Белграду?
Дрянной Паша принял ключи и небрежно уронил на колени, откуда они незаметно соскользнули на пол кареты. Потом моргнул. Потом сказал: — Три дня войскам на разграбление. — Потом увидел торопливо приготовленное блюдо с хлебом-солью, тоже всунутое ему в руки. — О, тогда замечательно, — разочарованным тоном уступил он. — Мы сохраним вам жизни и, вдобавок, не превратим ваши церкви в мечети. Но, — он облизал пересохший рот сухим языком, нахмурился; — Ах, да! Сотня тысяч золотых монет, сотня миленьких мальчиков — толстых, говорю я, очень, очень толстых! Бокал айвового шербета и танцовщицу (тоже толстую). И сейчас же, гетир!
18
Нёйи-сюр-Сен — коммуна в департаменте О-де-Сен, на юге примыкающая к Булонскому лесу — западной окраине Парижа.
19
Кавас — османско-турецкая вооруженная охрана, выполняющая различные роли, часто на службе у местной знати и европейских иностранцев с высоким статусом или достатком.