Из дворика доносятся вопли ужаса — это пленные, наполовину перепуганные тем, что их оскальпируют и наполовину — что сделают нечто похуже: входит корнет Эстерхази, ветеран двух предыдущих, гораздо более длительных кампаний; он вытаскивает свой клинок и объявляет их пленниками его самого и Императора: они тут же капитулируют, все до единого. То есть, все, кроме Бустремовича-Разбойника. Он лежит навзничь, прямо там, где ключевой камень арки над воротами попал упавшему Бустремовичу под сердце.
Одному из пленников разрешили показать, где хранятся бочонки с вином; и, лишь закончив связывать своих пленников, пленители распробовали содержимое этих бочонков. Это был не бурбон, всего лишь дешёвое местное вино этой страны и его даже не экспортировали. Но, конечно, это никого не волновало.
Ранее в этот день, после путешествия довольно утомительным и кружным путём, в Беллу прибыла некая группа иностранцев, на одном из последних поездов, что успели сюда проехать. Однако, вследствие неожиданного невезения, они не сумели добраться к своей цели, а именно — гранд-отелю Виндзор-Лидо; они не желали даже и думать, чтобы остановиться в модном и дорогом отеле… но неоспоримо решили остановиться перед ним. Теперь, отпустив возницу омнибуса, растерянно трясущего головой и руками из-за невозможности проехать ни в одно место, куда кто-нибудь мог бы пожелать, они извлекли — за неимением соображения о том, что же теперь делать — развевающиеся транспаранты, которые привезли с собой и отправились дальше пешком (проявив благоразумие, они обстоятельно приметили это место и одного из своего числа оставили присматривать за багажом). Едва лишь они отошли на квартал-другой, как их внимание привлекли звуки выстрелов. А затем они увидали и услыхали такое, что не смогли поверить глазам и ушам. Это произошло тогда, когда Магнус, с грохочущим в его ушах гимном, осознал: (a) то, чем он размахивает — вовсе не зонт, но весьма знакомый флаг; и (b) что внизу, через дорогу, стоит группа людей, которые уставились на него, разинув рты и держат два транспаранта. На одном из транспарантов, том, что поновее, говорилось: «Фрорланд, поклявшийся в Вечной Верности Дому Олауса-Олауса-Астридсона-Катценеленбогена-Ульфа-и-Олауса, Требует Особое Управление Мер и Весов». А другой, старый, едва различимый, гласил просто: «Четырнадцатый Полноправный Епископ для Верноподданного Фрорланда».
Улица Нашего Благородного Союзника Великого Герцога Граустарка (обычно именуемая просто Грау) была, как на чудо, заполнена лишь наполовину, а не вся целиком; воспользовавшись этим, возница полупривстал с облучка и замахал кнутом — но лошадь, вместо того, чтобы во весь опор помчаться вперёд, резко остановилась. Странная, тощая, заросшая щетиной фигура в тужурке и джодхпурских шароварах, схватив животное под уздцы, вскричала: — Стой, стой! Как смеешь ты хлестать эту бедную старушку? Я — Себастьян Всёспок-Наглоспёрс, ранее состоявший в Пятой Хайдарабадской Конной (Пони Пиггота), а теперь Главный Континентальный Агент Королевского Общества Защиты Животных от Жестокости; я обязан забрать это животное и отвести его в нашу местную наёмную конюшню и ветеринарное заведение, где оно получит уход и лечение, явно ему необходимое. — И, пока полковник Всёспок-Наглоспёрт всё это говорил, причём весьма споро, будто прекрасно вызубрив эту речь, он с ещё большей скоростью выпрягал лошадь из фургона. Сделав это (и вручив ошеломлённой троице в фургоне визитку с его именем и местным адресом), он — и лошадь — скрылись за углом.
Для возницы это оказалось последней каплей. Его нервы не выдержали; и, вскочив с облучка, он дико помчался вдаль, с криками: — Эта штука! Эта штука! — Отчего почти каждая живая душа на улице Нашего Благородного Союзника Великого Герцога Граустарка (обычно именуемой просто Грау), поспешно сбежала с воплем: «Это турки! Это турки!»; на улице вмиг не осталось никого и ничего, кроме фургона и двоих мужчин в нём. Они незамедлительно решили последовать примеру собрата-заговорщика и, действительно, незамедлительно же выскочили; но случилась заминка — человек слева прыгнул вправо, а человек справа прыгнул влево — законы физики заставили этих двоих столкнуться: а пока они орали, вопили и отбрыкивались друг от друга, в адской машине зазвенел часовой механизм.
— Старикан! Старикан! — кричат дети в Лечебнице, хлопая в ладоши и называя своего государя ласковым прозвищем.
— Вот потешный старик-коробейник, со своим малипусеньким фургончиком потешек, — объявляет Его Королевское и Императорское Величество, вкатываясь в палату. — Вот кому букетик? Букетики стоят один поцелуй. Мвех! Мвех! Вот кому маленького деревянного кавалериста, который двигает маленькими деревянными ножками, если дёрнуть за маленькую верёвочку? Стоит одно рукопожатие. Это вам, сударь! Вот кому немножко жевательного рахат-лукума? Немножко жевательного драже со специями, величиной с большой палец Старикана? Конфетки стоят одну обнимашку. Ох! Какие могучие объятья! Ух! Ух! Вот кому?…