– Ой! – сказал Маратик, переводя стих. – Что он с ней сделал? Поцелова-а-ал?!
– А что тут такого? Бывает…
В общем, я гордилась собой: мне удалось-таки заинтересовать мальчика английским. Пусть в игровой форме, но удалось. Да и для меня этот опыт оказался бесценным. Я поняла, что уж раз с ребенком справилась, то взрослых-то обучу в два счета: с ними проще, у них есть мотивация к изучению языка.
– А давайте еще про Шалтая-Болтая посмотрим! Ну, пожа-а-а-алуйста… – тянул Маратик, и мы, конечно, смотрели и пели, и смеялись с ним над неуклюжим Шалтаем-Болтаем. На каждом занятии.
Для развития дикции и отработки произношения я давала Маратику учить английские скороговорки. Например: «Six sick sea serpents swam the seven seas». «Шесть больных морских змей переплыли семь морей». Душераздирающая история, как сказала одна моя знакомая.
Маратик много рассказывал о себе, о своей семье: о маме, папе, бабушках-дедушках, о няне с Украины, которая с ними уже много лет и которую они с маленьким братиком зовут бабушкой. О трехэтажном доме в ближнем Подмосковье, где они живут, о школе, о друзьях, о своей собачке чихуа-хуа по имени Нимфа. И о том, что тут, в Гоа, он подружился с американским мальчиком и они вместе ездили на экскурсию в Ред-Форт. И что американец очень классный, занимается карате и много ему показал разных приемов, а еще подарил перочинный ножик. Рассказал мне также Маратик, что умеет готовить, и подробно описал способ приготовления какой-то необыкновенной пасты с базиликом и вялеными помидорами. Я с удовольствием все это слушала. Условие было только одно: говорить по-английски. А я попутно исправляла ошибки. Такая вот тетя-зануда.
В перерывах мы резались в карты, азартно выкрикивая их английские названия. Единственное, чего так и не узнали, – как будет на этом языке «бито». Я спрашивала по электронной почте всех своих друзей-англоманов, но почему-то никто не знал. Впрочем, мы как-то обходились…
В общем, уже через неделю я страшно привязалась к Маратику. Это был невероятно трогательный мальчик, чистый, теплый, открытый. Он напоминал моего сына в том же возрасте: такой же умный, способный, такой же рассеянный и «размагниченный». Таким детям собраться с мыслями – они в учебе чудеса сотворят. Но им не до этого. Всегда есть в жизни что-нибудь поинтересней.
А между тем занятия наши подходили к концу. Маратика отправляли в Москву, в школу, к которой я его и готовила в ускоренном темпе. Родители беспокоились, что он без толку болтается в Гоа и сильно отстает от программы. Ну, не уговаривать же их было, в самом деле, оставить его еще хоть на пару недель…
Я даже плакала перед нашим последним занятием. Привязалась. Скучать буду. Жалко отпускать Маратика в Москву. Мне и самой не совсем понятно было это чувство. Да, милый мальчик, какой-то родной, но все-таки ведь не мой, совершенно чужой ребенок. Ладно, думала, со временем забуду я мальчика. Все проходит, и это пройдет…
На последнем занятии я спросила Маратика, когда у него день рождения.
– 12 декабря, – ответил он. – Вообще-то по святцам я – Николай.
Я вздрогнула. Это был день смерти моего отца. И звали его именно так.
Я взглянула на Маратика. На меня очень серьезно, не отрываясь, смотрели глубокие, светло-серые, чуть раскосые глаза моего отца, умершего двадцать лет назад.
Мой индийский сын
Шанти – небывалой красоты и толщины индианка с огромными глазами и со звездой во лбу. Одетая в яркое сари, она сидит на диване у входа в салон и зазывает клиентов. А рядом толкутся чуть ли не все ее массажисты. Тоже улыбаются, тоже смотрят призывно. И все, как на подбор, красавцы и красавицы. Там-то и увидела я впервые своего будущего сына. Высокий стройный мальчик стоял, подбоченясь, и загадочная улыбка играла на его губах.
Закончив курс массажа у Ану Мамы, я решила разузнать, что за салон у Шанти. Его многие хвалили. Так я и попала к Салю. Больше всего меня удивило, что он, такой худенький, оказался очень сильным. Не всякому здоровяку, делающему спортивный массаж, удается так хорошо промять мышцы, как этому изящному юноше. Правда, при этом он иной раз так страшно кряхтел, что я с трудом сдерживала смех. Туся, обычно лежавшая на соседней кушетке, утверждала, что это у него нечто вроде боевого клича, как у Рики-Тики-Тави, знаменитого мангуста из детской книжки.
К женщинам моего возраста молодые массажисты, в надежде на хорошие чаевые, обычно ищут подход со стороны секса. Салю оказался умнее. Он стал называть меня мамой. Собственно, ничего особенного в этом не было: в Индии так обычно и обращаются к немолодой женщине. Но тут это звучало как-то уж слишком интимно.