– Зачем? – удивилась я.
– Так надежней, – строго сказал доктор Паша и добавил упаковку обезболивающего.
Не собираясь пить бесплатные антибиотики по такому пустяковому поводу, я тут же отправилась к Рохиту, но его не оказалось на месте. В клинике находился только администратор Дэннис. Он выдал мне маленькую баночку со специальной пастой, которую надо было рассасывать понемножку каждый час. Паста стоила 30 рупий (то есть около 50 центов)[1], на вкус оказалась острой и пряной, но вполне приятной. Через два дня боли в горле как не бывало. И разве это не чудо?
Целыми днями слоняется по Мандрему голый индийский дед. Он маленький, черный, иссохший до костей, ноги у него кривые, все тело в глубоких морщинах. Сначала дед ходил в футболке и набедренной повязке, потом ему, видимо, стало жарко, и из одежды на нем остался лишь непонятного цвета лоскут, прикрывающий срам. Лоскут подвязан к талии тонкой веревочкой наподобие трусиков-стрингов, спереди он виден, а сзади – такое впечатление, что дед абсолютно голый. И вот бродит это чудо тут и там, то таращится на небо, замерев посреди проезжей части, то бормочет что-то себе под нос, жестикулирует, общаясь с невидимым собеседником. Оно бы и ладно: бродит себе и бродит. Но вот недавно я узнала, что дед этот – чуть ли не местный олигарх и новый трехэтажный отель на главной улице построен на его деньги. Сам-то он, конечно, уже ничего построить не в состоянии, дети позаботились… Ну так и держали бы своего деда дома, а то – стыд один…
Русских в Мандреме очень много. Нет, это слабо сказано. Соотечественников столько… Ну, в общем, такое впечатление, что это русская деревня на берегу Индийского океана, а индусы приехали сюда поторговать. Сидят в палатках, в магазинчиках, кое-кто квартиры сдает. Да и то многие дома уже выкуплены российскими бизнесменами и пересдаются втридорога.
На третий день по приезде в Мандрем я проснулась в шесть утра и пошла на берег – на йогу КПП. По дороге мне встретился гоанец, у которого изо рта торчала зеленая палочка. Это было странно, но – что ж поделаешь? – я в Индии, и пока совершенно неизвестно, каковы нравы и обычаи местных жителей. Иду дальше. На бамбуковом мостике через речку встречаю еще одного человека. У этого изо рта торчит точно такая же палочка, только синяя. Очевидно, какой-то местный ритуал, подумала я, но в тот же день, рассказав о странном случае соотечественникам на пляже, узнала, что индийцы, оказывается, так вот, на ходу, чистят зубы – очевидно, чтобы не тратить попусту время на эту гигиеническую процедуру: ведь можно совместить ее с прогулкой!
Утром по широченному мандремскому пляжу, случается, ползет одинокая морская змея. Ее рыбаки выкинули из сетей, чтоб она тут же и издохла. Это особая змея, ластохвост называется: вместо хвоста у нее плавник. Змея ползет медленно, зубастая пасть разинута: она ведь как рыба, не может без воды. Но тут появляются киевские йоги, инструкторы йоги КПП, берут змейку аккуратненько на палочку и несут в море. А один пьяный русский просто схватил змею за хвост, раскрутил да и бросил в воду.
Мандрем – место тихое, медитативное, философское. Люди, приезжающие в Гоа загорать и тусоваться, предпочитают более раскрученные пляжи типа Калангута или Баги. А здесь почти с любым малознакомым человеком можно поговорить о высоком: о Боге, о карме, о духовных практиках. Разные люди встречались мне в Мандреме: риелторы, бизнесмены, программисты, общественные деятели, и все они занимались йогой либо другими практиками. Многие именно здесь принимали решение изменить свою жизнь, оставить нелюбимую работу, заняться творчеством.
Один мой московский знакомый, востоковед (он-то и посоветовал мне отправиться в Гоа), как-то раз сказал: «Индия – это кухня». Я долго пыталась понять, что это значит. И однажды поняла. Почти сразу по приезде хочется заняться какой-нибудь местной духовной практикой: йогой, медитацией. Примерно через месяц пребывания на индийской земле возникает желание сделать какую-нибудь распространенную в этих краях прическу. У меня, например, было на голове что-то вроде ирокеза, но не торчащего дыбом, а просто длинные волосы сверху, а виски и затылок подбриты почти наголо, и на левом виске – стилизованный глаз. Бывает, что тянет принять внутрь что-нибудь необычное. То есть ты начинаешь делать вещи, дотоле тебе совсем несвойственные. Ну а потом, уже оказавшись на родине, внезапно понимаешь, что вся жизнь твоя изменилась, причем не в худшую сторону. Да, Индия готовит из нас какое-то ей одной ведомое блюдо… («И потом неспешно съедает», – добавил поэт Сергей Соловьев, когда я ему об этом написала на Фейсбуке. Что ж, Сергею видней, он долго жил в Индии.)