Дверь в кабинет Гэвина открывается, и, когда Хью выходит, Гэвин тычет в меня пальцем.
— Лахлан, на минутку.
Я киваю.
— Уже иду.
Когда Хью проходит мимо, я говорю ему, чтобы он меня подождал. Желудок сжимается от перспективы предстоящей конфронтации.
Гэвин закрывает за мной дверь.
— Значит, ты знаешь этого парня. Он играет в хоккей?
Конечно, на самом деле вопрос не в этом. «Хоккей» — это кодовое слово для кинка. Для службы безопасности это совсем не обязательное условие, но после того, что Гэвин и Макс видели в приемной, я понимаю его любопытство.
Чертов Хью.
Это уже становится катастрофой.
Я хочу солгать, сказать, что Хью «хоккей» не интересен, но правда в том, что он еще больший «игрок», чем я.
— Да. Даже дольше, чем я.
— Приятно знать, — и с этими словами Гэвин открывает дверь.
Когда я возвращаюсь в приемную, меня встречает Хью, восседающий на углу стола Бет, одна нога на полу, другая свисает со столешницы.
В отличие от Макса, Хью — опасный тип флирта. Много секса, мало обязательств. А Бет заслуживает того, у кого много и того, и другого.
— Каковы шансы? — говорит Хью, протягивая руку через стол, и на тошнотворную секунду мне кажется, что он собирается к ней прикоснуться.
Во мне вспыхивает раскаленная добела ярость, но он лишь берет ручку и крутит ею в воздухе.
— Знаю, верно? — Она откидывается на спинку стула и скрещивает ноги, юбка на дюйм задирается на бедрах. На ней туфли на каблуках, и когда она скрещивает ноги, то одна туфля спадает со ступни и она болтает ею в воздухе.
От вида кремового изгиба бедра, в паху возникает тянущее ощущение.
И от болтающейся туфли.
И самое главное, от ее хриплого, порочного смеха, который я никогда не слышал в свой адрес.
— Довольно распространенное имя,— говорит Хью, понизив голос. — Но я счастлив поделиться с тобой этим.
Гребаный ад.
Я прочищаю горло.
— Извините, что прерываю…
Конечно же, мне не жаль. Бет сердито смотрит на меня, но Хью только ухмыляется.
Черт, даже спустя десять лет он все еще может жать на мои кнопки.
Хватит с меня вежливости.
— Идем со мной.
Как только я закрываю дверь в конференц-зал, Хью хватает меня за воротник и прижимает к стене, его лицо так близко к моему, что наши носы почти соприкасаются.
Мой взгляд падает на его полные губы, и на секунду я забываю обо всем и думаю лишь о поцелуе.
Затем вспоминаю, как дерьмово все закончилось, и сердитым взглядом встречаю тлеющий взгляд его темно-карих глаз.
— Зачем ты здесь?
— Продвижение по карьерной лестнице, — отвечает он, не моргнув и глазом.
— Чушь собачья.
— Тогда из-за симпатичной брюнетки в приемной.
— Оставь ее в покое.
— Она твоя?
Вопрос сложный, и это не его дело. Уже не его. Не то чтобы наши отношения когда-либо носили официальный характер. В груди становится тесно. Это было очень давно.
— Она хорошая женщина.
— Ты всегда питал к таким слабость.
Я стискиваю зубы. Бет не похожа ни на одну другую женщину. Если бы все было по-другому…
История моей жизни.
Его кулак сжимает ткань моей рубашки, затем с грубым выдохом он отпускает меня и отступает назад.
— Я здесь не для того, чтобы мешать тебе.
Я фыркаю.
— Ну, конечно.
— Постараешься, чтобы я не попал в команду?
Я качаю головой. Я бы никогда так не поступил.
— Нет. Но мы не можем…
— Не можем?
— Мы. Это. Не может повториться.
Он бросает на меня тяжелый, мрачный взгляд.
— Все еще скрываешь, кто ты?
Я качаю головой.
— Нет.
Он подходит ближе.
— Все еще скрываешь, чего хочешь на самом деле?
Да.
— Я иду на некоторые уступки из профессиональных соображений.
— Значит, как только я окажусь в твоей команде…
Как ему удалось снова ко мне подобраться?
— Пошел ты, Лахлан, — рычит Хью.
Он обхватывает меня сзади за шею, и прежде чем я осознаю это и протягиваю руку, чтобы его остановить, мой кулак уже сжимает его рубашку, я притягиваю его к себе, прижимая его губы к своим губам.
Десять лет, а я все еще узнаю его вкус.
ЭПИЛОГ
ВАЙОЛЕТ
Пять лет спустя
Я просыпаюсь от доносящегося из коридора шепота.
— Я сам хочу это сделать, — говорит Ной, его слабенький мальчишеский шепоток достаточно отчетлив, чтобы я могла точно представить, что происходит.
У Макса есть какой-то план на День матери, и Ной пытается быть главным.
Я улыбаюсь и закрываю глаза. Это означает, что у меня есть еще несколько минут сна, и, поскольку в эти дни младший братик или сестренка Ноя выбивают из меня дух, я благодарна за тишину и покой.
— Нет, подожди, подожди. Если ты нажмешь на это... — Макс вздыхает.
Ладно, не так уж и тихо.
— Вот. Все верно. Установи таймер. И... скажи «сыр»!
— Сыр!
Десять секунд спустя мой телефон издает сигнал.
М: С Днем матери.
Селфи отца и сына заставляет сердце биться сильнее.
Я отвечаю:
В: Доброе утро двум моим любимым мужчинам.
М: Хочешь позавтракать?
И в тот же самый момент в дверь спальни влетает Ной.
— Мамочка! Мы приготовили тебе завтрак! И мы сфотографировались!
Я показываю ему телефон.
— Я видела.
— Это я, а это папа.
— Вижу.
— С Днем матери.
— Спасибо, детка. Я люблю тебя.
Он забирается ко мне под одеяло и обнимает за шею.
— Я тоже тебя люблю, мамочка.
В дверном проеме появляется Макс и, вытянув руку, цепляется пальцами за верхнюю часть косяка. Белая футболка задирается, обнажая упругие, четко очерченные мышцы, исчезающие в шортах. Я прикусываю губу, прижимая к себе нашего сына и глядя на моего красивого, удивительного мужа. «Тебя я тоже люблю», — говорю я одними губами, и он посылает мне воздушный поцелуй.
— Завтрак в постель?
Я киваю, и в тот же момент просыпается наш второй ребенок и мягко поворачивается у меня в животе.
— Ой! — восклицает Ной. — Я это почувствовал!
Глаза Макса загораются, и он присоединяется к нам на кровати.
— Малыш шевелится?
— Да.
— Завтрак может несколько минут подождать, — говорит он, заползая с другой стороны от меня.
Тут и спорить не о чем.