— Милорды, а почему бы вам не станцевать для нас что-то модное нынче при английском дворе? — предложила Маргерит. — Я так давно не следила за заграничными новинками.
Повелители времени кивнули друг другу: они определенно должны взять реванш. Музыканты заиграли импровизацию на мотив типичной английской мелодии. Доктор и Романа, выдержав паузу, принялись за традиционный галлифрейский танец, который выходил у них гораздо лучше, нежели гавот. Доктор не танцевал его, наверное, тысячу лет или даже больше, но он нисколько не уступал своей спутнице: каждое движение было выверено и отточено. Не потому ли, что память о родной планете была куда сильнее, чем он мог себе представить? Романе же и вовсе показалось, что она перенеслась в главный дворец Цитадели, она даже не воображала, что танец может настолько увлечь. Нет, это был не просто танец, это был дуэт душ, навсегда оторванных от дома и втайне по нему тоскующих, двух душ, бывших друг для друга единственным напоминанием о родной земле. Было и что-то еще, что крепко и неразрывно связало их между собой. То, что не могли выразить слова, выразил танец, и сделал он это столь легко и грациозно, что публика поневоле разразилась овациями после того, как стихла музыка.
— Браво! Это было восхитительно! — неистово аплодировала графиня де Круа. — Как называется этот танец?
— Галлифрейский контрданс, — пришел в себя от нахлынувшего странного чувства Доктор.
— Обещайте, что непременно научите нас танцевать его. Но только не сегодня, на сегодня запланировано кое-что более грандиозное.
— Что именно? — заинтересовалась Романа.
— Всему свое время, — уклончиво сказала Маргерит, подойдя к столу с яствами. — Прошу вас, угощайтесь.
— Спасибо, но мы с Романой с некоторых пор ничего не едим и не пьем в гостях.
— О, понимаю. Но если вы о чуме, то в моем доме она вам не грозит.
— Чума?! — одновременно воскликнули таймлорды.
— А вы что, не знаете? — удивился Шевалье. — Весь Прованс охвачен эпидемией.
— Быть может, в Лангбэрроу нет никакой чумы, — саркастично произнес Лапьер.
— Подождите, какой сейчас год? — пробормотал сбитый с толку Доктор.
— 1716-й от Рождества Христова. Да вы никак с Луны прилетели, а не из Англии!
— Что ж, полагаю, я снова ошибся, — сконфуженно проговорил Доктор и отвел Роману в сторону, чтобы их не услышали. — До чумы еще четыре года, как могло так получиться, что она уже здесь?
— Кто-то или что-то вмешивается в ход истории?
— Да, похоже на то. Cherchez la инопланетный разум.
В маленькой каморке на задворках особняка горела свеча, слабо освещая помещение. По сравнению с великолепным убранством остального дома эта каморка выглядела крайне убого, но вместе с тем зловеще, она походила на лабораторию средневекового алхимика. По столу были разбросаны старинные книги на латыни, снадобья в склянках и сушеные растения, человеческий череп служил своеобразным светильником, а углы покрылись пылью и паутиной. Посреди этой неприглядной обстановки сидел нестарый еще мужчина с совершенно безумным взглядом, бегавшим по строчкам зажелтелых книг. «Камень оживает, камень оживет», — беспрерывно шептал он, постукивая кончиками пальцем по столу. Свет погас — единственная свеча в каморке догорела.
— Графиня, что бы вы сегодня не задумали, отмените это. Так будет лучше для вас же самих, — убеждал Доктор Маргерит.
— Почему, Доктор? — не понимала та его тревоги. — Вы ведь еще даже не знаете, о чем речь, хотя уж вам должны быть известны секреты мироздания с вашей-то машиной для путешествий.
— Ваше Сиятельство, вы сказали, что сейчас в Марселе и во всей провинции бушует чума, — сказала Романа, — так по какому же поводу праздник?
— Я собрала всех именно для того, чтобы отпраздновать наше спасение от чумы.
— Спасение?..
— Что ж, мне придется рассказать вам, раз вы так настаиваете. Сегодня ровно в полночь мой особняк перенесется за сотни миль от Марселя, туда, куда не добралась чума и вряд ли доберется. Прямо как ваша волшебная будка.
— Что-о? — поразился Доктор. — И как вы это сделаете, интересно?
— Не я, мой алхимик Проспер сделает это.
— Мне не нравится, что ваша сестра так тесно общается с пришельцами, — перешептывался Лапьер с Аннетт, пока Шевалье мрачно наблюдал ту же самую картину из другого конца залы.
— Пусть наслаждается ролью великосветской дамы, пока может, — равнодушно произнесла девушка.
— Вы так хладнокровны, Аннетт, это даже пугает меня.
— За место под солнцем нужно бороться, дорогой Лапьер. У Маргерит было все, о чем только может мечтать женщина, но она уже стара, подумать только, ей двадцать девять лет! Возможно, она сама мечтает поскорее воссоединиться со своим покойным графом, не оставившим ей наследников, — усмехнулась Аннетт. — Если вы до конца исполните то, что о чем я вас просила, я безоговорочно стану вашей женой и разделю с вами богатства моей дорогой сестрицы.
— Аннетт, для меня нет богатства дороже, чем вы!
— Так докажите это, Жак.
— …мне все вокруг твердили, что алхимики и прорицатели — вчерашний день, — продолжала Маргерит. — Меня даже поднимали на смех, мой муж, упокой Господь его душу, тоже не верил в это и третировал Проспера, а у меня было много причин признать его дар.
— Мадам де Круа, а этот ваш Проспер… где вы с ним познакомились? — полюбопытствовал Доктор.
— Ах, так ведь он же мой бывший садовник.
— У садовника внезапно открылся дар ясновидения? — удивилась Романа.
— Это произошло около семи лет назад, когда над нашими лесами пронеслась падающая звезда.
— Так, интересно, — вставил Доктор.
— Однажды Проспер ушел в поисках побегов диких яблонь для моего сада, а вернувшись, изменился.
— Как вы это поняли? — спросила Романа.
— Он начал предсказывать. Сначала какую-то мелочь вроде погоды на неделю вперед, затем все больше и больше. Он предсказал смерть моего мужа с точностью до дня и часа. А потом он сказал, что на Прованс идет чума, но он не знает точно, когда это случится. Проспер сказал, что нужно построить дом, который он сможет перенести по воздуху в случае опасности, и я безоговорочно ему поверила. Так что этот особняк совсем новый.
— Из каких материалов он построен?
— О, я не вникаю в такие вопросы, но Проспер договаривался с каменщиками, они даже ходили на неизвестную мне каменоломню куда-то в лес.
— Каменоломня в лесу? Интересно, — почесал в затылке Доктор. — Вот что, Ваше Сиятельство, ведите-ка нас к вашему алхимику, будем разбираться с его алхимией.
— Идемте, — согласилась мадам де Круа.
— Маргерит, куда вы? — подхватился Шевалье. — Позвольте вас сопровождать!
Графиня усталым кивком дала понять капитану, что разрешает ему выступить своим конвоем.
— Куда же вы, капитан? — заволновался Лапьер.
— В лабораторию Проспера, — ответила за него Маргерит. — Месье Доктор чем-то обеспокоен.
Четверо вошли в затемненную каморку. Романа, конечно, ожидала увидеть что-то подобное, но «лаборатория» сильно ее поразила. Она была настолько запущена, что годилась для проживания только паукам, и это в таком-то шикарном особняке!
— Проспер! — тихо позвала бывшего садовника графиня. — Это я, госпожа де Круа, вы слышите меня?
— Камни, камни оживают… — бормотал в темноте полубезумный Проспер.
Доктор зажег с помощью отвертки два настенных светильника, взял стул и деловито уселся напротив «пациента». Тот уставился на него испуганными стеклянными глазами.
— Итак, месье, что с вами произошло? — внимательно вглядывался Доктор в лицо садовника.
— Камни… — продолжил бормотать Проспер, хотя по его мимике было понятно, что он собирался сказать что-то другое.
— Какие камни? Расскажите мне.
— В лесу… камни.
Доктор подмигнул Романе, довольный, что дело сдвинулось с мертвой точки.