Отец пришёл ближе к десяти вечера.
Извинялся, что забыл обо мне. Плакал, когда узнал, что произошло. Кричал, звонил в Полицию, требовал найти и наказать негодяя, но под приметы, выданные мной, подходил чуть ли не каждый мужчина нашего района. Папа корил себя за этот случай, долго просил у меня прощения, и я делала вид, что верю ему. Хотя знала: он предаст ещё не раз. Просто такой человек. Ненадёжный.
— Если хочешь, займёмся чем-нибудь интересным, а сборы вещей отложишь до утра? — Андрей кладет руку на дверь.
К горлу подкатывает тошнота, в висках начинается пульсация — признаки подступающего приступа паники.
— Полчаса мне хватит. — Улыбаюсь я. — Подожди меня… снаружи.
И не дав ему опомниться, отталкиваю мужчину и захлопываю дверь.
— Эй! Открой! — Он ударяет по дверному полотну ладонью.
Но я уже поворачиваю задвижку.
— Я позвоню Никите, он тебя уволит! — Зачем-то кричу я.
Из подъезда раздаётся смех.
— Ты больше не его подстилка! Какая тебе разница, с кем трахаться? Хочешь, я тебе заплачу?
Я закрываю рот рукой. Медленно сползаю вниз по стене.
Вот кем считали меня все его сотрудники и подчинённые — подстилкой. Не лучше обычной уличной девки, шлюхи. Вот кем я для них была.
Андрей ещё пару раз барабанит в дверь, затем, выругавшись, уходит.
Наверное, обоснуется в машине и будет меня ждать.
Собрав остатки сил в кулак, я поднимаюсь и иду собирать вещи. Меня некому защитить. Я могла бы позвонить отцу, но не хочу. Ни слышать, ни видеть его просто нет никакого желания.
Застегнув чемодан, достаю телефон, открываю приложение и вызываю такси. Прошу таксиста подняться за мной в квартиру, обещаю за это хорошие чаевые. Через двадцать минут автомобиль уже на месте, а у моей двери появляется невысокий черноглазый мужчина с сильным южным акцентом.
— Я твой чемодан не носить. — Предупреждает он.
— И не нужно. Я сама. — Вздыхаю я, закрывая квартиру и подхватывая тяжёлую поклажу.
Рядом с ним мне спокойнее.
Мы едем в лифте, затем проходим мимо консьержки, затем таксист любезно открывает мне двери. Я не сразу вспоминаю о том, что чемодан можно наклонить, поставить на колёсики и катить — настолько я взвинчена. А когда хочу это сделать, передо мной вырастает фигура Андрея.
— Ключи. — Говорит он.
Вкладываю связку в его потную ладонь и, подхватив чемодан, выхожу на улицу. Мужчина хочет что-то сказать мне вдогонку, но оглядев моего спутника, сдерживается.
Мы с таксистом проходим метров двадцать до машины. Я сама поднимаю свой багаж и запихиваю в машину — таксист не обязан мне помогать, в его лице ни тени беспокойства на этот счёт. Когда я опускаюсь на заднее сидение, у меня дрожат руки, и неприятно потягивает низ живота.
— Куда? — Бросает водитель, хлопая дверцей.
И действительно — куда? Я медленно вдыхаю, выдыхаю, затем называю Лесин адрес. К ней ближе всего. Она — моя подруга детства, мы видимся не так часто, как хотелось бы, но ей и Кате я доверяю больше всех в этой жизни.
Через тридцать минут мы уже у нужного дома. Я расплачиваюсь, накидывая к нужной сумме столько же сверху, выхожу, вытаскиваю тяжеленный чемодан и останавливаюсь у подъезда.
Ветер вздымает в воздух ворохи желтых листьев с деревьев, закручивает их вихрем, а затем опускает на головы прохожих. Они медленно падают, кружась в желтом свете фонарей, точно осколки новогодних конфетти — так загадочно и красиво, словно кто-то замедлил этот осенний кадр, чтобы можно было насладиться им дольше.
У меня в душе так пусто, что я даже не запахиваю плотнее плащ.
Я не мёрзну. Стою и любуюсь этой красотой, стараясь запомнить момент навсегда. Запомнить это ощущение, когда всё вокруг продолжает жить-дышать-сиять-золотиться, а ты словно мёртв, но ещё способен видеть и слышать. Но не чувствовать, и от этого почему-то так больно.
— Алиса? — Замирает Леся, когда видит меня на пороге своей квартиры.
Подруга не ожидала увидеть меня здесь в такой час.
— Привет. — Говорю я хрипло.
На её лице растерянность и неловкость. А затем, едва взгляд падает на чемодан, и беспокойство.
— Что случилось? — Спрашивает она.
Вместо этого я вхожу и висну на её шее. Мне надо бы разрыдаться, но сил уже нет. Я обнимаю её и просто молчу.
9
Какое-то время мы стоим в обнимку, затем Леся отстраняется, берёт моё лицо в ладони и с нежностью заглядывает в глаза.
— Да что такое, Кукушкина?
Представляю это зрелище: моё лицо, покрытое чёрными разводами туши для ресниц, распухший нос, слёзы в глазах.