– Снег! – воскликнула Донна. – Мы уже проходили это на планете Ууд. Мы же завязали со снегом. Что ты имеешь против жаркого климата? У меня нос покраснел!
Доктор невозмутимо пробирался через сугробы.
– Донна, у тебя постоянно краснеет нос. Я бы сказал, что краснеть – это его величайший талант.
– Другие на твоем месте уже устали бы от хамства, выдохлись и заскучали. Но только не ты, да? Ты никогда не сдаешься.
Доктор казался совершенно очарованным миром вокруг.
– Говорят, у эскимосов есть пятьдесят слов для обозначения снега!
– У меня тоже парочка найдется, – пробурчала Донна.
А потом она вскарабкалась на здоровенный сугроб и увидела их.
Внизу простирался снежный склон примерно в милю длиной: бескрайний ледяной покров тянулся до самого горизонта, словно гигантский каток. Неподалеку от особенно темного пятна льда были припаркованы две машины на гусеничном ходу. На таком расстоянии Донна лишь смутно различала выстроившихся кольцом мужчин: они устанавливали флаги, которые отмечали границы этого самого пятна.
– Что это? – спросила Донна. – Какой-то затонувший космический корабль?
– Они что-то нашли, – взволнованно ответил Доктор. – Подо льдом.
И он указал куда-то рукой, другой прикрывая рот.
– Смотри, вездеходы! Какие блестящие! Я их обожаю.
– Ты все обожаешь. Значит, у них миссия по выкапыванию рухнувшей летающей тарелки.
– Обожаю миссии по выкапыванию рухнувших летающих тарелок!
– Не сомневаюсь.
От нетерпения Доктор подпрыгивал на месте.
– Так пойдем поможем!
ТАРДИС ждала, как и всегда. Она что-то тихо мурлыкала себе под нос, пока антарктический снег заносил синий корпус. ТАРДИС великолепно умела ждать.
Впрочем, сейчас это заняло куда меньше времени, чем обычно. Хлопья снега в десяти метрах от двери вдруг разлетелись в стороны, образовав в воздухе дыру размером с человека. Эту дыру мгновенно заполнила фигура, которую ТАРДИС узнала бы из миллиона: симпатичное угловатое лицо, темные дружелюбные глаза, прямые волосы.
Одетый в поношенный костюм мужчина дрожал. Он пританцовывал на месте, пытаясь согреть замерзшие в легких кедах ноги.
Некоторое время он наблюдал, как Доктор и Донна пробираются сквозь сугробы к обреченной экспедиции, – и улыбался, думая о том, что их здесь ждет. Нечто ужасающее, честно говоря.
Затем он вытащил металлический ключ и поцеловал его. Мужчина был ужасно взбудоражен.
– ТАРДИС! Поверить не могу!
Он победно вскинул руку, а потом быстро прикрыл рот ладонью, чтобы приглушить смешок. Еще какое-то время он сверлил спины Доктора и Донны пристальным взглядом – просто чтобы убедиться, что они не оглянутся. Затем он снова поднял руку с зажатым в ней ключом. «Момент истины» – так он любил говорить. Мужчина подошел к ТАРДИС, отпер дверь и ступил внутрь.
Дверь захлопнулась.
Несмотря на завывание полярного ветра, его голос все еще можно было различить снаружи, и это был голос самого счастливого человека на планете.
– Господи. Боже. Мой. Я стою в консольной комнате. Да!
Через шесть секунд ТАРДИС исчезла.
Глава вторая
Несмотря на всю свою скромность, Себастьян давно смирился с фактом, что он – самый красивый человек во Вселенной. Его лицо могло считаться своего рода произведением искусства: совершенный орлиный нос и полные губы; что же касается остального, то глаза Себастьяна были самыми синими, волосы – самыми золотистыми, и белее его острых зубов было не найти. Постоянные упражнения с мечом поддерживали тело в прекрасной физической форме. Себастьян даже добавил себе небольшой шрам на правую щеку – просто так, для красоты. Он взглянул в зеркало еще раз – убедиться, что все в порядке, и отрепетировать подходящее для приема гостей выражение лица.
– Черт возьми, я выгляжу потрясающе, – сообщил Себастьян отражению. Затем он щелкнул пальцами, и двери спальни распахнулись. Внутрь ворвалась вся его разодетая свита: шестеро напудренных и обряженных в парики роботов, спроектированных специально, чтобы сочетаться с разнообразными специфическими элементами гардероба Себастьяна. Его личный робот Дворецкий следовал чуть позади.
Дворецкий был здоровенным парнем в три метра ростом. Себастьян спроектировал всех роботов высокого ранга большими – дань ироничной метафоре о жизни и власти.
В данный момент Себастьян испытывал пристрастие к моде благородных европейских домов XVIII века. Ему нравилась стильная военная форма с облегающими мундирами, болтающимися на поясе мечами и начищенными шпорами. Особенно ему импонировали длинные черные усы – так что он заставил всех слуг отрастить себе такие же. Себастьян даже перестроил свой дом, чтобы он походил на типичный замок эпохи романтизма в какой-нибудь симпатичной европейской стране. Правда, с таким размахом и масштабом, которого на Земле не могло быть и в помине. Впрочем, в представлении Себастьяна больше всегда значило лучше.