— Потому что я знал, что тебе здесь понравится. Ты читатель. Интроверт. Разве это не лучшее место в мире, чтобы заблудиться?
— Я не уверена, что потеряться в своих руках — это хорошо.
— О, Савви, моя дорогая. Но это величайшая вещь.
Пожевав нижнюю губу, я снова оглядываюсь вокруг. Это действительно похоже на Диснейленд для читателей. Портал между реальностью и миром, в который переносят меня мои книги. Белая беседка, деревья и цветы… невозможно сказать, двадцать первый это век или восемнадцатый. У этого места нет возраста, нет времени, нет воображаемых границ. И поэтому это рай.
— Да, — говорю я как можно тише, хотя каждая косточка в моем теле громко кричит, чтобы я бежала прочь. — Это прекрасно, — заканчиваю я.
Он спускается по деревянной лестнице из внутреннего дворика в сад и останавливается, когда мой подбородок оказывается между его пальцами, наклоняя мою голову вверх.
— О чем ты мечтаешь, Савви?
— Моя мечта? — Я смотрю ему в глаза. Господи, какой же он высокий. — О, это глупо, — качаю я головой, тихонько хихикая. Он крепче сжимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него.
— Сомневаюсь. Ты еще не сказала мне ни одной глупости. — Моя нижняя губа дрожит. Рис наклоняется к моему лицу: — Расскажи мне.
— Я хочу стать писателем, — признаюсь я, глядя на свои туфли. Я всегда была книжным червем. Старая женщина, запертая в девичьем теле, говорила моя мама. Вот почему я люблю винтажную одежду, книги, обувь, часы и фильмы. Но получить издательский контракт практически невозможно, и я никогда не переживу, если отправлю рукопись, которая окажется нетронутой в каком-нибудь манхэттенском подвале. Мои родители считают меня сумасшедшей, раз я поступила на факультет английской литературы, а не на факультет управления бизнесом или бухгалтерского учета.
— Кто тебе сказал, что это глупо? — спрашивает он, наши тела сцеплены, но это не кажется эротичным. Это ощущение… интимности.
— Все, — густо сглатываю я. Мне бы хотелось перестать чувствовать себя ребенком рядом с этим человеком.
— Все ошибаются. Ты можешь быть писателем. Ты мечтательница. На самом деле, когда я увидел тебя в первый раз, ты как раз этим и занималась, — возвращает он меня к тому, как мы познакомились, и я выпускаю маленький грустный смешок. Рис хватает меня за затылок и прижимает к своей груди, и я позволяю ему. Я позволяю ему, несмотря на то, что это гораздо опаснее, чем позволить ему провести пальцем по моей груди в его кабинете.
Я падаю.
Я разбиваюсь.
И как только он поймает меня, я уйду.
Его ладонь ложится мне на щеку, и я прислоняюсь к ней, закрывая глаза.
— Я хотел, чтобы ты пришла сюда, чтобы ты увидела, что я не монстр. Сильный? Да. Холодный? Конечно. Чертовски трудный в девяноста девяти процентах случаев? Можешь на это рассчитывать. Но не бессердечный. Этот сад? Я сам его сделал. С нуля. Кроме старых деревьев, я посадил здесь все цветы, с помощью Теодора. Я на многое способен, Саванна. Забота о хрупких вещах — определенно одна из них. Я хочу показать тебе эту сторону себя. Ту сторону, из-за которой я захотел стать врачом. Сторону, которой пренебрегали, потому что я годами вкладывал ее не в того человека. Если бы ты позволила мне. В тебе есть что-то особенное, Саванна Мартин. Твой маленький кипучий мир — я хочу в него попасть. Позволь мне.
— Хорошо, — бормочу я, падая в очередное интимное объятие, которое он быстро возвращает. Мои ноги, голос, губы и само мое существо дрожат. — Хорошо.
— Это нереально, — вздыхает он, почти с облегчением, и внутри меня что-то ломается.
Я надеюсь, что это реально, потому что если нет, то я только что отдала свое сердце и надежды мечте.
6
Рискни
На следующий день я заезжаю в автомастерскую, чтобы вернуть машину перед выходом на работу.
Я заранее позаботилась о том, чтобы меня подменила временная секретарша, и когда я пришла на работу в десять утра, она уже была там, с презрением глядя на мою силиконовую руку, делающую "дай пять". На полу в приемной плачет малыш, а взволнованная мама пытается его успокоить, и знаю, что если бы на моем месте была я, то дала бы ребенку книжку с Барби, которую привезла из дома, и поиграла с ней, чтобы успокоить. Я знаю, что Рис прав — я хорошо справляюсь со своей работой, и, когда я вхожу в клинику, в моей груди бурлят волнение и гордость.
Я чуть ли не пинками сгоняю с места бедную временную секретаршу — хотя мне приходится напоминать себе, что эта должность дается всего на полгода, и никто не обещал, что мой контракт будет продлен. В течение следующих двух часов я приветствую пациентов, воркую с младенцами, меняю клининговое агентство, заказываю дополнительные медицинские принадлежности и договариваюсь о сдаче химчистки доктора Лерер. Затем часы пробивают полдень, и наступает мой обеденный перерыв. Я встаю со своего места и запираю входную дверь, собираясь разогреть на кухне свой вегетарианский тако. Позади меня раздается голос, и я замираю.