Если пророк истинный... - это как с агентами охранки, странные, однако ж, соединительные союзы: истинный пророк как агент охранки! ну да: каждый мнит себя пророком, - к забвению, а если лже - нет разгадки. Впрочем, пророчествуя, был огорчен, что его не слышат, губы шевелились, слова - лишь в сердце стесненном (это к упадку веры и разгулу дьявольских страстей, fiasko).
Первичный знак-тезис готовил к главной формуле: он такое выпалит, что ахнут, пауза, чтоб сосредоточиться, и особо выделить, будто плакат, развернутый над улицей, бьёт-треплет его ветер, надул как парус, иллюзия движения: ВЫИГРАЕТ ПРОИГРАВШИЙ, нет, другой повесить, хоть туго нынче с краской и полотном, мильона два, но в виденьях - бесплатно: ПОБЕДИТ ПОТЕРПЕВШИЙ ПОРАЖЕНИЕ, - невзначай три крепко стоящие на обеих ногах одинаковые буквы - ступени прогресса, что и требовалось доказать. Пошли перекосы-парадоксы,- выстроились один краше другого, и пускай за кружкой пива растолкует:
- Шведы? Разве нет?! Французы? Наполеон! Я вам еще и про Османскую империю!.. Россия? Тут яснее ясного: как и что было и - как стало!.. Любые примеры! - ждет. И о немцах тоже!
Проглотил длинную невкусную фразу: объединение в ненависти пагубно. При чем тут Карабах?! Живи и работай, изумляя мир талантом, а победа - жизнь в развалинах, постоянной тревоге, что отнимут. Так что же: пройдя через потрясенье потерь и проиграв - выиграть?!
Ну да: поняв, кто мы и на что способны, бежать догонять - было! было! караваны других народов (пиво в бочке кончилось, а Нариман не пьёт, ни грамма за всю свою жизнь).
... Сидят за грузинским столом, и Ем. Яр-кий с ними:
- Жаль, без тюрок застолье кавказское.
- Ну его (Наримана?), праздник испортил,- это Серго.
- Забудем, и баста!
Танец? Нет, на сей раз - без танцев.
... Пора, уже поздно, надо домой - к Гюльсум, Наджафу. Вышел из Кремля, обычный маршрут: пройти к площади за Манежем, на Моховой сесть в трамвай. Вот ограда Александровского сада... Странно, прежде не вспоминал, ибо соседствовало с радостью, что наконец-то свершилось, и он победителем едет в советизированный Азербайджан, а тут вдруг... вот так же, проходя мимо Александровского сада в мае двадцатого года перед отъездом в Баку, заслушался гигантского роста старца-слепца, который уставился незрячими глазами в никуда и бубнил,- слова его звучали заклятьем: что разверзлось время, кумачовые пятна (может, зрит?) - это кровь проступила из-под вещих камней Красной площади, что революция в России будет долгой и безумной, кровью зальётся русская земля! Старик, подумалось тогда, выжил из ума, жизнь налаживается, растет сын, в Азербайджане зачинается новая эра... - заглянуть в светлое будущее, мня себя пророком (?), который постиг и свободно оперирует всеми тремя ступенями познания: имагинацией, или воображением, инспирацией, или вдохновением, и интуицией,- был убежден, что у него развита.
... Длинный ряд железных прутьев, облезлые, некрашеные, стынут, крепко вбиты в землю, в просветах Кремль. Как всегда в эти сумерки, на улице безлюдно. Почерневшие холмики снега. Кто-то не спеша, смутно различимый, шел навстречу. Когда приблизились, тот вдруг убыстрил шаг и, резко выпятив грудь... это случилось так неожиданно, что Нариман не успел отойти, ударил его - за пальто будто был спрятан железный панцирь. Сердце у Наримана заходило, забилось и, не успел прийти в себя, кто-то сзади повис на нем. Нариман повернулся, чтобы сбросить тяжелую фигуру, а этот, невысокий, похож на... это ж Володя Маленький! Да, никаких сомнений, хотел вслух: Что ж ты так неуклюже?! Но сзади и спереди плотно прижали, тесно, воздуху! воздуху!.. Еще какая-то мысль или чувство, но что? Слышит голос, какой-то чужой, не его: Мне нечем дышать! - ловит воздух, вдруг такой холодный и сырой. - Да отпустите же! Эй, кто здесь? резануло и оборвалось внутри, его уже никто не держит, прислонился к ограде, сжал прутья, темно в глазах, дорогой Наджаф, скоро сойти в вечную могилу... жизненные зигзаги... какое-то непреодолимое слово, громоздкое, индифф... диффер... ррентно, это конец, фибры души... короткая вспышка и тьма. И никто не узнает, как.
ГЛАВА КОНЕЧНАЯ, или ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ПОХОРОНЫ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ, а под занавес - о ХРОНОЛОГИИ, столь же определеннай, сколь и непредсказуемой, ибо жизнь не есть судьба.
Сначала, как положено, составили акт. Почерк аккуратный, ровный, свободно-размашистый, фразы грамотно обкатаны, ничего лишнего, констатируется факт и точно проставлены знаки препинания, что:
Двадцать пятого года девятнадцатого марта около половины девятого вечера в Кремлевскую больницу был доставлен на извозчике сиделкой амбулатории председатель Ц.И.К. С.С.С.Р. тов. Нариманов. При осмотре его мною, как дежурным врачом, оказалось, что у тов. Нариманова признаков жизни (дыхание, пульс, сердцебиение) обнаружить не удается, и применение возбуждающих сердечных средств подкожно никакого результата не произвело. Дежурный врач Кремлевской больницы А. Каплан (подпись, печать).
И новый почерк, убористая запись делопроизводителя Кремлевской больницы - крепкая рука, удостоверяющая подпись, похож на предыдущий, и тем же почерком, что и Акт, подпись удостоверяющего, что записано со слов сиделки:
Я, сиделка Кремлевской амбулатории Юлия Ивановна Литвин, проходя вечером сего девятнадцатого марта по тротуару у решетки Александровского сада по направлению от Троицких ворот до площади Революции, увидела прислонившего (пропущено ся, может, прислоненного?) к решетке и сильно кашляющего человека, которому, видимо, было дурно. Подойдя, чтобы оказать ему помощь, я узнала в нем тов. Нариманова, которого видала ранее в Кремлевской амбулатории. Узнав меня, он сказал: Везите меня скорее в больницу, у меня склероз, я умираю. Я переспросила: не хочет ли ехать домой? - он категорически распорядился везти в больницу в Кремль. Дорогой все время стонал, говорил, что ему плохо, и пока мы доехали до больницы, он уже скончался.- Впритык корявая подпись и убористое письмо, та же удостоверяющая деловая рука.
Авель Енукидзе, секретарь ЦИК Союза ССР, став председателем Комиссии по организации похорон, составил, назначив своим заместителем Тер-Габриэляна, список, куда вошли Скрыпник, востоковед Павлович, Базилевич из Московского военного округа, Цивцивадзе, Циркуль, Тагиев из постоянного представительства Азербайджана, секретарь московских профсоюзов Павлов, секретарь Московского комитета партии Рютин... - утвердили порядок процессии похорон:
перенесение тела в Колонный зал Дома союзов, доступ к телу, открытый круглые сутки до часа выноса, после чего гроб к месту погребения следует по маршруту: от Дома союзов через площадь Революции и проезд Исторического музея вдоль Кремлевской стены на Красную площадь к мавзолею.
Приказ Реввоенсовета: точно в десять часов по московскому времени во всех гарнизонах Рабоче-Крестьянской Красной Армии, не полностью, а сокращенно: РККА, произвести салют артиллерийским выстрелом одной батареи, а в гарнизонах, где нет артиллерии, выдать тайну?! войсковым частям произвести ружейные залпы простыми патронами одним батальоном. В Москве и трех столицах Закавказья - Тифлисе, Баку и Эривани произвести шесть залпов с перерывом ровно в три четверти минуты, а в прочих гарнизонах - по три залпа с перерывом уже в две минуты. Передано также на места радиотелеграммой, приказ введен в действие по радио, что с первым залпом склоняются знамена, приспускаются флаги на пять минут, на то же время в правительственных учреждениях Москвы и по всему Союзу прекращается работа.- Подпись председателя Реввоенсовета Фрунзе (скоро сам - по стопам Нариманова).
Весьма срочная телеграмма от Киргизского правительства, что представители автономных республик и областей РСФСР, а также Узбекистана и Туркмении считают желательным перевезти тело тов. Нариманова в Баку... А что Азербайджан? Молчит? Им там виднее,- и Авель Енукидзе, у кого скопились эти первичные бумаги, заново перечел их спустя три недели после похорон: перед тем как сдать на вечное хранение, и помнит, по ходу чтения сверлила мысль: Извозчик! О нем ни слова! Спросить! В первый раз не обратил внимания, ибо нелепая смерть, а потом закрутился с похоронами, и по новому прочтению возникли те же недоумения: подвез - и никаких следов! А ведь умер по дороге! И эти похожие почерки: того, кто пишет, и того, кто удостоверяет, и так много случайностей, резануло, что Каплан, что ж, бывают совпадения.