- Нет, спасибо, - покачал головой я. - Я немного устал смотреть, как страдают мои братья по разуму. И вообще - собираюсь в паб перехватить пинту пивка.
- Ты, конечно, извини, старина, но это не лучший способ пробиться в аспи.
- В данную минуту мне глубоко наплевать на твою аспи., - в сердцах выпалил я. - У меня ноги гудят, башка раскалывается, я голоден как волк и хочу выпить.
- Да, старина, наше травмотделение не всякому по зубам. Я сам жду, не дождусь следующего месяца, чтобы вырваться отсюда и приступить к нормальным операциям.
Я смерил его вызывающим взглядом:
- Хочу напомнить, что место старшего ассистента получит только один из нас.
- Конечно, старина, - ухмыльнулся Бингхэм. - Я чуть было и не забыл. Пусть победит сильнейший и все такое. Да?
- Совершенно верно, Бингхэм.
По прошествии ещё двух недель я уже начал надеяться, что наше сверхзанятое светило забыло историю с судьей Хопкрофтом. Однако в один прекрасный день профессор появился в нашем травмпункте. Остановившись перед моим столом, он посмотрел на меня как на заспиртованную ящерицу, поднес к моему носу какую-то медицинскую карту и спросил:
- Это вы заполняли?
Я испуганно покосился на карту. Запись на ней была адресована дежурному врачу хирургического отделения, молодому парню, с которым мы играли в регби и попивали пиво; славный малый, как и я, на дух не выносил Бингхэма. У пациента, которого я отослал в хирургию, был сильный ушиб ноги, но в спешке и бешеной сутолоке приема я нацарапал всего три слова:
"Рентген, пожалуйста! Перелом?"
В эту самую минуту я с ужасом припомнил, что как раз сегодня этот молодой врач отправился в Королевское медицинское общество, а подменял его сам профессор.
- Да, сэр, - пролепетал я срывающимся голосом.
- Пожалуйста! - ядовито заявил он, отвечая на мой запрос. - Нет!
И величественно удалился.
Несколько дней спустя Бингхэм с ехидной рожей подкатил ко мне и сказал:
- Сегодня утром тебя сам проф вспоминал, старина.
- Неужели?
- Да вот, представь себе. Я заскочил в операц. посмотреть, как он проводит адреналэктомию, и проф спросил, знаю ли я, какую школу ты заканчивал. Я ответил, что сходу вспомнить не могу. И вот тогда, старина, он отпустил по твоему поводу на редкость странное замечание - что, дескать, это была одна из современных школ, в которых детей учат самовыражаться и дубасить учителей линейкой по голове, но забывают обучить чтению и письму. Надеюсь, что на самом деле это не так, старина?
- Нет, отчего же, старик прав, - пожал плечами я. - Нас и в самом деле не учили читать, писать, считать, играть в крикет или обмениваться алебастровыми шариками, но зато и лизать задницы мы тоже не приучены. В отличие от некоторых, - мстительно прибавил я.
Бингхэм нахохлился.
- А ведь я могу и обидеться, старина, - процедил он.
- А я именно этого и добивался, - осклабился я. И тут же добавил: Старина.
* * *
Мои надежды стать старшим ассистентом таяли на глазах. За неделю же до окончания работы в травмпункте они пропали окончательно. Развеялись как дым.
Мы с Бингхэмом жили на верхнем этаже здания персонала Св. Суизина, довольно высокого мрачного строения, в котором разместились несколько дюжин жилых комнат и столовая; в последней стояло знававшее лучшие дни пианино, а на стене висел портрет сэра Уильяма Ослера с грустно поникшими усами. На столе торчала копилка, в которую каждому, кто приходил ужинать, полагалось опустить полкроны; "В ФОНД СЛЕПЫХ" - гласила надпись на копилке. А снизу кто-то приписал: "И каких слепых!". Копилку опустошали каждые шесть месяцев, когда обновлялась половина жильцов. В тот день как раз съехал один из профессорских ассистентов, подыскавший себе приличное местечко. Вечером он устраивал для дружков отвальную и попросил меня заменить его. Я с восторгом согласился - лишняя практика в самой клинике никогда не мешала, а вот Бингхэм пришел в ярость.
Дежурство протекало спокойно, и в полночь я отправился спать, положив у изголовья томик "Неотложной хирургии" Гамильтона Бейли. Мне снилось, что я нахожусь в травмпункте и обыкновенной столовой ложкой без анестезии оперирую Бингхэму двустороннюю паховую грыжу. Мой счастливый сон был бесцеремонно прерван стуком в дверь.
- Что такое? - выкрикнул я, ошалело вскакивая с кровати. - Который час?
- Половина четвертого, - сообщил мне регистратор. - Непрекращающиеся боли в желудке. Третий день хуже и хуже. В основном, в подложечной области.
- Да ну? Выглядит больной скверно? Зеленый? Его рвет?
- Нет. Сам приехал. В такси.
Я был разочарован: похоже, ассистировать при неотложной операции мне не доведется. Наблюдая, как я одеваюсь, регистратор ковырял в зубах. Похоже на желчный пузырь, - изрек он. - Камни, должно быть.
Я спустился в пустынную приемную, где меня уже ждал укутанный одеялом пациент. Худощавый, прилично одетый мужчина в синем костюме с белым галстуком и очках в роговой оправе. У него были также маленькие усики и прилизанные, аккуратно подстриженные волосы. Выглядел он хотя и встревоженным, но, к сожалению, на умирающего ничуть не походил.
- Что вас беспокоит? - деловито осведомился я.
- Мне страшно неловко за то, что я вас потревожил, доктор, - начал он. - Чрезвычайно неловко. Лишил вас, несомненно, столь заслуженного отдыха. Извините, доктор, и поверьте - я искренне раскаиваюсь.
- Ничего, в конце концов - это моя обязанность, - кивнул я. Врачебный долг и все такое. Итак?
- А я вот сидел здесь и говорил себе: "Бедный доктор сейчас покоится в объятиях Морфея. Спит себе сном младенца..."
- Извините, что вас беспокоит? - перебил я.
И тут он обеими руками схватился за живот и застонал.
- Ага, колики? - обрадовался я, мысленно листая страницы справочника. - Что-нибудь не то съели?
Очкарик задышал спокойнее, осмотрелся, потом заговорщически прошептал:
- Мы здесь одни, доктор?
- Да, - кивнул я. - Не волнуйтесь, мы не разглашаем профессиональные тайны.
- Вы ведь ассистент профессора, не так ли, доктор?