Доктор Оскар
...Оскар был по-мужски красив, при усиках, шапке черных кудрей и густых черных бровях, из-за чего его угольные глаза уже не казались такими черными и теряли...
Я бывал с ним за столом, и не видел никогда опорожненной им рюмки: это так жестоко отслеживалось всевидящей Майей, что даже в ее отсутствие он заученно прикрывал рюмку размерным носом, мочил усы и тут же хватался за вилку, которой - потому что не отнимали - орудовал лучше, чем скальпелем, да и без помех ассистентов. Но ел доктор запасливо и больше чем надо, чтобы размахивать руками, спать с женой и с ударением на каждом слоге медленно, раскорячено - по медвежьи – ходить. Я, обхахатываясь, наблюдал в окне с моим сыном Мишенькой, как Оскар с сынишкой по-медвежьи покачивались на прогулке, причем мальчишка чаще всего отшагивал между ногами папы, благо он легко размещался в кривизне его ног... Впрочем, между ногами мальчишки было место еще одному косолапенькому... Не скрою, мне было с ним интересно, он не только не писал «хирург» через «е», как многие его коллеги, но понимал юмор, и о Заболоцком и Цветаевой знал не понаслышке. И даже, если бы ему это позволяли, играл неплохо в шахматы и преферанс...
Доктор Оскар был фтизиатром и не услаждал «тубиков» своим ухоженным видом, насыщенностью и вытекающими из этого удаленностью от повседневных проблем больных с кашлем, настроением и даже обречённой повышенной сексуальностью: им казалось, что он чихал на их кашель и пневмотораксы, и плевал на всё остальное. И это было почти правдой ещё и потому, что доктор на приёме часто разряжался таким похожим на хохот аллергическим «чохом», что обиды больных были, похоже, не настроенческие...
Нельзя сказать, что доктор Оскар не пытался избавиться от борцовского прессинга своей супруги, но делал это, как все слабовольные люди, так, чтобы ничего не сдвинуть с насиженных мест...
Иногда ему разрешали перекинуться партией-другой в шахматы, редко в преферанс, но правило ложиться спать в 9 вечера зимой и в 10.30 - летом было неукоснительным... и раздражало. Особенно нашего Мишеньку, которого нельзя было уложить вечером в кровать, и поведение соседей было вечным упреком...
Миша знал о моих первоапрельских розыгрышах, восторгался ими, тщился придумать что-то своё, но дальше ложных звонков с мгновенными побегами с места происшествия не продвинулся.
- Па, разыграй Майю, я буду должен тебе «американку» (исполнение любого желания),- просил Миша.
Семя упало на благотворную почву: я сам уже думал об этом, у меня был готов проект проделки.
- Мишенька, - позвал я сынишку, - пора на «охоту»!
И место охоты - питейное заведение «Белой и Красной Розы» - по цвету волос двух официанток, которые на самом деле откликались на «Муся» и «Дуся», и объект охоты - городской «Паганини», плюгавенький маленький мужчинка по прозвищу «Моряк», потому что носил тельняшку и был ещё мужем огромной, как танкер, Кати, которую смертельно боялся, обращался к ней подобострастно и только «товарищ капитан», и на которой, по расхожей городской шутке... плавал.
«Моряк», который, тем не менее, недурно играл на скрипке и мог заставить плакать «Полонезом Огинского» даже саму Катю, всегда ошивался в «Розах», выплакивая скрипкой целебную рюмочку.
- Здравствуйте, Нахимов!_- приветствовал я Паганини-моряка. - Как закусывается?
- А после чего прикажете закусывать? Зельтерской?!
- Я с этим и пришёл: обещаю праздник живота и горла. Вы знаете доктора Оскара? Он сегодня именинник, будет хороший стол, ну и то, что вам нужно - тоже. Настройте скрипку на марш Мендельсона: его жена Майя это обожает. Подойдите в разгар праздника – полдвенадцатого, и на нашей площадке на третьем этаже (у него седьмая квартира, а у нас – восьмая) врежьте марш - и пируйте! Если что-то не получится, то у меня тоже не пустой холодильник, правда, Миша?
- Правда, дядя Нахимов, у нас есть тоже много водки, - подтвердил Миша, полагавший, что Нахимов - его настоящая фамилия.
А что было дальше, повзрослевший Миша будет ещё долго рассказывать, наполняя рассказ новыми подробностями, не известными даже автору...
Ровно в 11. 30 на площадке зазвучал Мендельсон, и вскоре открылись двери трёх квартир, где в проёмах толпились комплекты перепугано- удивлённых обитателей, и только нашу квартиру представлял один Миша, весь готовый поддержать скрипку партией своего фирменного хохота, который Майя не жаловала никогда...
А так как дверь квартиры доктора Оскара никак не реагировала на «piano» скрипки, Мендельсон зазвучал всё громче и величественней, слушатели придали скрипке торжественной силы. «Моряк» беспокойно и картинно водил смычком, пока из приоткрытой двери седьмой квартиры не прозвучало: