- Этого ещё не было! Кого ещё принесло? Спроси, что надо, Ося, и пусть этот сумасшедший играет свадьбу Радиным! Они ещё не спят. Скажи, не бойся.
Слушатели, предвкушая нечто, заинтригованно молчали.
- Простите, доктор Оскар, я вам не помешаю! Знаю, что у вас день рождения, знаю, что ваша супруга очень любит этот марш, и я ещё могу кое-что сыграть для гостей, пальчики оближете, а рассчитаться со мной проще простого...
- Ося, ты намерен это долго слушать, что он несёт? Спроси, кто ему подбросил эту провокацию! Я уже, кажется, догадываюсь...
- Ну и зачем вы так говорите, мы разве не интеллигентные люди?! Вам интересно обижать старика, который хочет сделать вам приятное? И что значит провокация?.. Мне о вашем торжестве сказал очень уважаемый человек, очень...
Миша интенсивно замахал руками, показывая жестом, что надо бы молчать.
- Дяденька! – обратилась к скрипачу девчушка-зритель, - Поиграйте нам ещё, нам всем нравится!
- Это не нам играют, это для тети Майи! – ответил Миша. – Но ей этого не надо. Дядя Оскар, почему Вы молчите?! Вам тоже не нравится? Дяденька «Моряк» замечательно играет, и он не виноват, что Вы так рано ложитесь спать.
Снова зазвучала музыка марша Мендельсона. Дверь квартиры Оскара совсем открылась. Оскар был оттеснен Майей в полицейском зеленом пеньюаре:
- Так все-таки кто же вам сказал, что у нас день рождения? Хотите, я Вам скажу? Не пиликайте! Есть только один человек в нашем доме, который хочет, чтоб мы жили так, как все. Особенно, как он. И еще – один человечек, первоапрельский брехунец, который стоит своего папы, и ради смеха мать родную продаст. Это ты, Мишенька!.. Возьми своего гостя, и прекрати это безобразие, а то дядя Оскар тебе задаст!
- Перестань, Майя, - раздался шепот Оскара, - задавай ему сама!
Дверь закрылась.
Мишенька подошел к играющему Паганини и положил ему на скрипку записку. Скрипач прочитал новые ноты: «То, чего ради Вы пришли сюда, в тройном размере ждет вас на первом этаже, если Вы пообещаете завтра придти и повторить то, что было сегодня! Приятного аппетита!» - и начал спускаться по лестнице, поднял свёрток весом в десять скрипок и, счастливый, направился к выходу, и оглянулся лишь тогда, когда услышал бурные аплодисменты всех слушателей его концерта.
Вместе со скрипачом, но другим счастьем, был счастлив Мишенька.
- Лиза, - сказал аплодирующий папа, - у нас растет хороший мальчик. Очень хороший.
Эпилог
Прошло много лет, об этом розыгрыше вспоминали только первого апреля, и нужны были годы, чтобы Мишин папа понял, что свободу человеку нельзя вручить насильно, что он должен ее завоевать, изжив в себе раба самостоятельно.
Паганини, конечно же, на второй вечер не пришел, имея запас благодарности на несколько дней, но Мишенька неоднократно просил папу – сначала из жалости, а потом, искренне полюбив безобидного старика, приглашать его на домашние концерты, для которых старик специально приготовил любимых Вивальди и Грига. Их он играл вместе с юной красавицей-скрипачкой, его, оказалось, дочерью, в присутствии которой он никогда, несмотря даже на уговоры, не прикладывался к «композитору» Бахусу...
Мишин смех, рожденный первого апреля, со временем становился ярче и очень нужным всей семье и окружающим. А еще он понадобился его детям, которые смеялись так же, как он. Смех... или нечто другое... подняло Мишу очень высоко, может быть, для того, чтобы с высоты этот смех было слышно многим.
Последняя встреча с доктором Оскаром произошла уже в Чикаго. «Тубиков» (туберкулезных больных) в Штатах не было – может, поэтому доктор не смог подтвердить врачебную квалификацию и сел за руль такси. И судя по виду Оскара, ему за рулем приходилось сидеть не только до девяти часов вечера... А Майя, высококвалифицированная хирургическая сестра, все подтвердила, и власти над доктором не уступила никому. Оскар болезненно улыбался и что-то говорил о своем высоком заработке. Я боялся обидеть его своей жалостью, похвалил его новый дом, в котором было три спальни, три туалета, но чего-то не было ни у этого дома, ни у самого Оскара... А шутка Миши, что Майя приехала туда уже с Оскаром, была не самой веселой.