— К черту, Тэйлор! Я сказал Ною, что мы должны отдавать тебе больше любви, чем берем от тебя, потому что именно так и бывает, когда любишь. Я узнал это от тебя. И потому я люблю тебя.
— Нет! — Тэйлор не желала слушать. Вот-вот готовы были политься слезы. Их породил гнев. — Я не собираюсь спорить по этому поводу. Я хочу домой. Не затрудняй мне уход. Ты ведь у меня в долгу. Я сделала все, что ты просил.
— И даже больше.
Тэйлор дернулась.
— Тушэ!
Он издал подавленный стон.
— Тэйлор, хватит переворачивать все мои слова только потому, что ты будто бы услышала то, чего на самом деле не было.
— Я услышала наверху то, что мужчина, любящий сына, хочет его осчастливить. Любой ценой. — Покатилась слеза. Она не обращала на нее внимания.
— Значит, я не могу любить тебя, потому что я люблю Ноя? — не веря себе, спросил он.
— Очко!
— Но это несправедливо!
— Несправедливо? — воскликнула она, смахивая слезу со щеки. — А какой дьявол сказал, что жизнь справедлива? Она не была справедлива, когда умерла моя мама. Она, само собой, не была справедлива, когда мне пришлось помогать ставить на ноги братьев. И она ко всем чертям несправедлива и теперь. Ты носишься с идеей «нас троих». А что будет, когда он вырастет, и я ему больше не понадоблюсь?
— Но ты же будешь нужна мне! Я все равно буду любить тебя. Я не принадлежу к числу твоих братьев! — Он почти выплюнул эту фразу. — Я вовсе не прошу тебя вернуться в прошлое, Тэйлор! Я прошу тебя создать будущее. И это будущее включает в себя Ноя. Прислушайся к тому, что я говорю. Я люблю тебя. Какого черта! Думаю, что любил тебя полжизни. Единственный вопрос заключается вот в чем: любишь ли меня ты?
За какую-то долю секунды он перевернул суть спора вверх ногами. Внезапно он перестал быть обороняющейся стороной. Ею стала она, и ей это не понравилось.
— Нет, не люблю.
— Врешь. — Утверждение было высказано быстро и твердо и не несло в себе и намека на самооправдание.
Он был прав. Она врала, но ложь и гордость одни могли ей помочь выйти через дверь в неразобранном виде. Она не утруждала себя подбором аргументов; она бы и не смогла этого сделать, поскольку ей никогда не удавалось обмануть Дрю. Вместо этого она отошла от него, забрала пальто и отправилась прочь.
Дрю беспомощно наблюдал за тем, как она уходила, понимая, что ни единое его слово не способно ничего изменить. Даже если бы сейчас это было возможно, он был бы не в состоянии последовать за ней. Ибо нельзя оставлять Ноя в доме одного. И она это знала.
Желание заплакать — потрясающая вещь, поняла Тэйлор. Условный рефлекс. Человеку больно, и он плачет. От плача должно становиться лучше, но на этот раз от плача становилось больнее. И потом, когда она перестанет плакать, ее некому будет утешить. Никто не сможет пообещать ей все, что надо. И уже долгое время такого и близко не было.
Взяв себя в руки, Тэйлор провела указательными пальцами по глазам, и слез как не бывало. Затем она отперла парадную дверь и проскользнула внутрь. В доме было темно. Близилась полночь.
«И в доме, где утром пеклись в кухне пышки, никто не ходил, кроме маленькой мышки», — смутно припомнилось ей. Она сбросила пальто и стала растирать руки, так как в доме было холодно.
— Ты сегодня поздно, — произнес мужской голос.
Тэйлор подскочила и расправила подол платья.
— Папа! Ты меня испугал. — Глаза ее адаптировались в темноте, и теперь она видела, как он сидит в кресле и глядит на елку. Она села рядом. — Ты что, сумерничаешь?
— Играю роль Санта Клауса.
— Чулки! — сказала она и пересела на кушетку. Папа всегда наполнял чулки и отказывался уступить эту функцию другому, даже когда дети переженились. Он просто прибавлял по чулку для очередной супруги.
— Ага! — подтвердил он. — На какой-то миг я перепугался. Не мог найти твой.
— Ах, да! Он у меня в коробке. — И она полезла за ним.
— Не надо. Я его уже нашел.
— Неужели?
Он рассмеялся.
— Ладно, не пугайся! Твой старый папа гораздо более сообразителен, чем ты полагаешь. Но я думаю, что виновата в этом не ты, а я. — Он зевнул и начал подниматься с кресла. — Я весь разбит. Ты идешь спать?
— Очень скоро. Только посижу немножко и погляжу на елку.
— Спокойной ночи, малышка. Веселого Рождества!
— Веселого Рождества! — Внезапно она протянула руку и схватила за руку отца, удерживая его. — Папа, а в чем виновата не я, а ты?
Он удивился.
— Я говорил о том, что ты думаешь, будто заботиться о нас является твоей обязанностью. Я позволил тебе взвалить на плечи непосильный груз, когда умерла мама. Это отчасти произошло по моей вине. Теперь уже ничего не переменишь, но так хотелось бы это переменить!