— А моя вина в этом есть?
Он похлопал ее по щеке.
— Ты унаследовала от матери дар любить людей наравне с ее потребностью заботиться о них. У тебя в голове заранее складывалось представление о том, как все должно быть, и Боже, храни того, кто не вписывался в эту картину или не желал быть счастливым.
— Я вовсе не была до такой степени дрянью, — возразила она, желая, чтобы он с этим согласился. А когда он промолчал, то спросила: — Или была?
Настала неловкая тишина, столь долгая, что ответ напрашивался сам собой, но отец подсластил правду, говоря:
— Я же не хотел, чтобы ты стала другой, так что можешь не беспокоиться. Да и как я мог? Ведь я же влюбился в твою мать именно по этой причине!
— Потому что она любила свою семью?
— Нет. — И он подмигнул ей. — Потому что я знал, что она способна полюбить меня. Спокойной ночи, Тэйлор.
— Спокойной ночи, — еще раз прошептала она. Охвативший ее холод не имел ничего общего с температурой. Это был тот самый жуткий холод, который пробирает человека, осознавшего, что он совершил грубейшую ошибку в оценке реальности.
Все вокруг говорило о том, что семья прекрасно обошлась перед Рождеством без ее помощи. Куплены все подарки; испечено все печенье; наряжена елка. И все эти годы, если бы рождественские воспоминания не создавала она, их бы создал кто-то другой. Если, бы она не гладила мальчикам рубашки, они бы надевали их прямо из-под сушки и радовались жизни.
Папа прав. Все эти жертвы, которые, как ей казалось, она приносила ради них, вовсе не были жертвами. Она сама хотела порождать воспоминания. Она сама хотела, чтобы мальчики помнили, что они любимы. Все, в чем она обвинила Дрю: в любви к самой идее семьи, в желании иметь Рождество из книжки с картинками, в желании, чтобы Ноя любили, — имело самое прямое отношение к ней. И оставляло ее при пиковом интересе.
По меньшей мере, она обязана была извиниться перед ним за то, что вела себя, как горшок, который требовал, чтобы к нему вернулся чайник. Гордость перемешалась у нее с эмоциями. Да так, что она даже позабыла преподанный Мартой урок. Жена для человека значит гораздо больше, чем сестра. Дрю хотел иметь жену. Хотел обрести любовь и сохранить ее навсегда.
Тэйлор подперла руками голову и закрыла глаза, болезненно осознавая, что именно легло тяжким грузом ей на сердце. В этой самой комнате перед ней стоял Дрю и признавался в том, что его родители его не любили. И никто его не любил, по крайней мере, так, как он хотел бы быть любимым. Так, как он верил, что она сможет его полюбить. Он влюбился в нее по той же самой причине, по которой ее отец влюбился в ее мать.
Выровняв дыхание, Тэйлор поглядела на елочного ангела. Он был ближе, чем звезды.
«Так как же мне все исправить?» — подумала Тэйлор.
И тут она поняла.
Дрю лил на лицо воду, но не потрудился надеть поверх пижамы новый халат. Он напоминал бы ему о Тэйлор, а сейчас ему не требовалось напоминаний о том, чего он заведомо не будет иметь. Слишком много такого рода напоминаний он услышал за эту ночь, — каждый раз, когда он тянулся за ней, а ее рядом не было. Примерно в четыре часа утра он сдался, уступив сну, смирившись с ее отсутствием.
А теперь, когда солнце почти что встало, ему захотелось кофе. Если повезет, кофеин подстегнет воображение, а тогда он придумает, как объяснить Ною, почему они не идут к Бишопам на рождественский обед. Он тихо прошел мимо комнаты сына и едва удержался от желания его разбудить. Но чем скорее проснется Ной, тем скорее встанет вопрос о Тэйлор. А Дрю к ответу на этот вопрос еще не был готов, как не готов он был к чему бы то ни было, решил он, проходя мимо елки.
Тем более, что у него появились галлюцинации.
Он остановился, закрыл глаза, протер их большим и указательным пальцами.
— Тэйлор, дорогая, уходи у меня из головы!
— Интересно, почему?
Этот, ладанный тихим голосом, вопрос бросил Дрю в дрожь. Он медленно обернулся. Никаких галлюцинаций не было. Она была тут. Выглядела дьявольски скверно и все равно смотрелась, как самое лучшее из виденного им за всю жизнь. Сердце заплясало от радости, но разум все еще проявлял осторожность. Он заметил, что она переоделась, что у нее слегка припухшие красные глаза и решимость во взоре.
В голове закружился рой вопросов, но лишь один из них сформулировался четко:
— Как?
— Второй ключ. — Она пошарила в кармане джинсов. — Ты дал его мне, когда поехал за велосипедом для Ноя. — Она подала ему ключ, а когда он не взял его, положила обратно в карман.