Брюнель позднее рассказал мне, что я заревел, как раненый бык, зашатался, отступил и упал на колени, крепко зажимая ладонями глаза. Когда все повернулись, чтобы посмотреть на меня, Брюнель прижался спиной к стене и крепко, как только смог, лягнул одну из балок, поддерживавших потолок. Она с раздирающим звуком поддалась, а он лягнул еще раз, и она упала с грохотом на каменный пол, и сквозь растущую дыру в потолке посыпались камни и гравий, а потом ворвался каскад воды. Там, где вода расплескивалась на камнях, она вскипала паром, наполняя маленькую пещерку вьющимися змейками белого тумана, словно изливаясь в невидимую плавильную форму: блестящая колонна, что завращалась все быстрее и быстрее, сквозь нее внутри смутно просвечивала форма человека.
Из моей фуги меня резко вывела холодная, грязная вода, омывшая колени, бедра и поясницу, и я вскарабкался на ноги, а вода все прибывала. Какое-то мгновение стеклянная фигура смотрела прямо на меня, потом вращающаяся колонна взорвалась, окатив все вокруг. Половина свисавших с потолка фонарей немедленно погасла, оставшиеся дико закачались, бросая тени вдруг закипевшие в полузатопленной пещере. Доктора Преториуса сбило с ног, его бледные ладони хватали воздух над бурлящей водой, его слуги спешили ему на помощь, а я схватил кирку и замахнулся ею на ослепительный каменный блок алтаря.
Я до сих пор не знаю, был ли это мой собственный импульс, или он происходил из знания, тараном бившим в мои мозги.
Черные кости разлетелись осколками, металл зазвенел на камне. Мокрый, полуослепленный сиянием, которое видел только я, я замахивался снова и снова. Я смутно понимал, что рядом Уитерс не отстает от меня, нанося удар за ударом, а потом один из блоков разбился и огненный цветок взлетел, словно мыльный пузырь. Потом вода хлынула еще сильнее и всех нас свалило с ног. Едва сознавая, где нахожусь, я вдохнул солидную порцию воды, просочившуюся до самого дна легких. Кто-то схватил меня и поставил на ноги, и сквозь мельтешение зеленых и красных послеобразов я увидел, что доктор Преториус и его слуги борются с армией змей, состоящих только из воды. Стеклянистый питон обвился вокруг торса гиганта-дикаря и увлек его под воду; доктор Преториус одной рукой вцепился в черный кувшин, а другой отмахивался от клюющих водяных стрел. Потом Брюнель и Уитерс поволокли меня назад сквозь полузатопленный туннель.
Уровень озера тоже поднялся. Волны, полные молочного света, разбивались о берег, окатывая нас до колен. "Леди София" раскачивалась на привязи с шумом стукаясь о лестницу. На дальнем конце озера над беспокойной водой торчал только замковый камень арки.
Мы забрались на верхушку трясущейся лестницы, когда Брюнель вдруг обозвал себя проклятым дураком и перегнулся через поручни. Уитерс попытался оттащить его, но он вырвался из хватки помощника, прокричав, что должен положить конец всему этому, и что мы должны спастись, и помчался по ступеням к дергающейся лодке. Я был еще полуослеплен и полуоглушен; Уитерс подставил мне плечо и помог спуститься в подвал, где оба брата яростно боролись, пытаясь освободиться от пут, а слуги, которых доктор Преториус оставил их охранять, бессознательными кучами валялись на полу.
"Пару секунд назад они повалились, как брошенные куклы", сказал Томас Доулинг, пока Уитерс разрезал его веревки ножом, который нашел у одного из оглушенный слуг.
"Думаю, они были тесно и глубоко связаны с Преториусом", сказал я. "Наверное, он теперь тоже без сознания."
Уитерс спросил: "Только без сознания? Надеюсь, этот монстр утонет."
Он перерезал веревку, связывающую руки Томаса Доулинга, и начал освобождать Уильяма, когда Брюнель появился в двери, промокший насквозь, с дикими глазами и задохнувшийся. "Нету времени на это", прохрипел он. "Она сейчас рванет!"
Мы побежали вверх по ступеням и вломились сквозь тяжелые занавеси в большую комнату, заставленную ящиками и стеклянными кувшинами на подставках. Слабо освещенный фонарем, свет которого еле пробивался сквозь золотистое стекло окна, двухголовый ребенок, утонувший в маслянистой жидкости внутри высокого цилиндрического сосуда, вдруг открыл обе пары глаз и уставился на меня; в то же мгновение полированный паркет поля яростно вспучился, занавеси вышибло наружу и гигантский клуб черного дыма наполнил комнату. Сосуды задрожали, попадали и разбились, окна распахнулись, пол снова вздыбился и с громадным стоном в центре пола зазмеилась широкая трещина.
В сорока-пятидесяти футах под нашими ногами газовый двигатель "Леди Софии" взорвался, словно бомба.
Все в музее заскользило в сторону трещины, набирая скорость, разбиваясь друг о друга и падая в дымящуюся бездну. Томас Доулинг поволок своего брата по паркетному полу за ворот рубашки; я вцепился в Уитерса, пока он помогал Брюнелю выбивать осколки стекол из оконной рамы. Мы по очереди вылезли в окно, мокрые, пропахшие дымом, без шляп и без дыхания. Повсюду на тротуар сыпалась черепица с крыши и битое стекло из окон. Мы поднялись на ноги и побежали, преследуемые громадной волной дыма и пыли от штукатурки, когда здание провалилось внутрь себя этаж за этажом, погрузившись в громадную пропасть под собой.
x x x
Июнь 1954
Никакая история никогда не кончается.
Я решил написать этот отчет о своих приключениях с блестящим молодым инженером после того, как прочитал в "Таймс", что раскопки под руководством профессора У. Ф. Граймса из Лондонского Музея открыли остатки небольшого римского храма. Он был построен в ранней части третьего века, а скульптура и серебряный ящичек для ладана, погребенные под каменным полом, говорят, что он был посвящен поклонению персидскому богу Митре.
Я нанес туда визит сегодня после полудня. Место находилось не на Фаррингдон-стрит, но внутри старых стен Сити, вблизи погребенного русла реки Уолбрук. Новые с иголочки здания из красного кирпича или из бетона и стали выпрыгнули повсюду, однако значительные шрамы оставленные войной еще во многом присутствовали. Здания новых офисов и короткие ряды выживших викторианских построек стояли среди полей щебня, оставшихся от мест бомбардировок. Уже через несколько месяцев после огненных штормов блицкрига эти руины стали полями диких цветов, когда во прахе проснулись захороненные столетиями семена люпина, маков, анютиных глазок, фиалок, и, самых заметных, желтых цветов "лондонских ракет"
Место расположения храма было обнаружено, когда копали яму для фундамента под целый квартал офисов. Археологи работали прямо на виду в продолговатой террасированной яме под косым углом к улице. Я, признаюсь, был охвачен большими предчувствиями, когда приближался, но если здесь когда-то и присутствовали духи или другие ревенанты этого места, они давно отчалили прочь. Было приятно опереться на свою трость в теплом солнечном свете и следить, как команда молодых мужчин и женщин работает среди тесного лабиринта низких каменных стен, поставленных под разными углами, дюйм за дюймом открывая прошлое садовыми совками и акварельными кистями, просеивая почву через проволочные сетки, промывая находки в больших лоханях с водой.
Я знал, а они не знали, что этот храм был не первым в Лондоне посвященным Митре. Доктор Преториус охотился за оригинальным и открыл не только источник силы, но и место древней трагедии. Храм, основанный Ульпиусом Сильванусом, стоял сразу за границей нового города на западном берегу реки Флит. Город рос, становясь более благоустроенным и цивилизованным, и все больше и больше солдат, увольняясь со службы на границе империи, становились купцами и торговцами, и культ Митры все более концентрировался на поощрении деловых забот своих членов, чем на жертвоприношениях, и значительная часть членов утверждала, что храм надо переместить внутрь города, под защиту недавно возведенных городских стен. Ульпиус Сильванус отказался прислушиваться к ним, и они убили его на алтаре храма, который он же и построил.
Я узнал все это в то самое мгновение, когда предстал перед его духом, и пересказал эту историю Брюнелю и другим, когда мы согревались с помощью бренди в длинном сарае на место строительства туннеля под Темзой.
"Дух был привязан к черепу, погребенному под алтарем, смешавшись с могуществом накопленного заряда жертвоприношений, но он оставался на связи с другими костями тоже. Он мог следовать путями воды, словно паук, сидящий в центре паутины. Вот почему, как мне кажется, я не почувствовал его присутствия в туннеле."