— Во-во! В Древнем Египте их тоже считали того, богом Солнца отмеченными! — не сдавался Теодор. — Как там его, Ра, кажется? И что удачу приносят, ага! Если этому самому Ра их самих в жертву принести — вот тут сразу на всех прочих удача и повалится! Я фильм недавно смотрел такой как раз, про мумию. Клевый фильм, кстати.
— Во времена Инквизиции рыжих признавали ведьмами и колдунами по определению, сразу и на костер. Профилактически. Дикие люди! — Роджер чопорно поджал губы: он по-прежнему стремился сохранить хотя бы видимость нейтралитета и непредвзятости. В сторону шахматистов старательно не смотрел.
— Во-во! А греки их вообще вампирами считали! У них еще глаза красным тоже светились, я кино видел!
— А вот римляне с тобой бы не согласились. — Вениамин обвел взглядом пустую вазочку и не менее пустую корзинку, в которой ранее были конфеты. Вздохнул, но вставать и лезть в шкафчик за добавкой поленился. — Они специально покупали солнцеголовых рабынь в качестве талисманов и очень их ценили.
— Полагаю, особенно это радовало рабынь.
— Почему бы и нет? — Доктор пожал плечами. — Талисман не гоняют на черные работы и берегут. А знаете, откуда пошла фраза «Бог шельму метит»? Я вот недавно узнал, случайно… гм… наткнулся. Это дословная цитата из указа Петра 1 о запрете рыжим людям занимать высокопоставленные должности в правительстве и свидетельствовать в судах. Дикий человек, да…
— Случайно? — Станислав на секунду оторвался от читалки и бросил на друга многозначительный взгляд. Доктору хватило совести слегка покраснеть и попытаться перевести разговор на профессиональные рельсы, воскликнув с преувеличенным энтузиазмом:
— А вообще если кому и стоило бы не любить рыжих, так это медикам! Ибо анестезии на них приходится тратить чуть ли не в два раза больше, сплошные расходы!
====== Вот ведь ужас-то... ======
Комментарий к Вот ведь ужас-то... Евгеша Соломенко
В: А как вы проводите свои свободные вечера?
В-2 Чего вы боитесь больше всего?
— ...А потом мальчик долго-долго шел по длинному мрачному черному-черному коридору и вдруг уперся в черную черную дверь с огромной черной ручкой посередине. А красный комм ему тут и говорит страшным голосом: “Мальчик, мальчик, не трогай черную ручку, иди дальше по коридору и выйдешь к маме”.
Ужин давно кончился, но в пультогостиной было полутемно и уютно, уходить в свою каюту или медотсек не хотелось совсем. Вениамин резонно рассудил, что смотреть свежескачанные медицинские журналы можно и с капитанского терминала, и задержался. К тому, что рассказывала Полина, он начал прислушиваться далеко не сразу.
— Но мальчик не послушался и взялся рукой за черную ручку, она была очень холодная, словно зубы мертвеца, у него аж по спине озноб прошел и пальцы заледенели. А красный комм снова завибрировал и говорит: “Мальчик, мальчик, не поворачивай черную ручку, не открывай черную дверь”. Но мальчик не послушался и нажал на черную ручку, и она повернулась. И тогда он толкнул черную черную дверь, и та отворилась. А за нею лишь чернота, даже ночного освещения нет. И тогда комм на его руке говорит: “Мальчик. мальчик, не заходи в черную каюту”. Но мальчик не послушался и вошел. И тогда комм говорит: “Мальчик, мальчик, не включай свет”. Но мальчик опять не послушался и приказал корабельному искину включить свет. Свет был такой яркий, что у мальчика слезы брызнули, он вынужден был зажмуриться, а когда он проморгался и сумел рассмотреть что-нибудь, кроме разноцветных искр, то увидел, что вся каюта залита кровью, а на столе под иллюминатором лежит его мама, выпотрошенная и с перерезанным горлом…
На последних фразах голос Полины снизился до трагического шепота. Но понять, произвел ли ее рассказ должное впечатление на аудиторию, медсестре так и не удалось, ибо все испортил вклинившийся Теодор:
— И мертвая мать протянула к сыну мертвые руки и взвыла: — Отдай мое сердце!!!
Последние слова пилот тоже взвыл, хотя при этом оказался больше похож не на внезапно ожившую чью-то мертвую мать, а на мартовскую Котьку. Полина дернулась и ойкнула, Дэн и Ланс синхронно моргнули красным. Вениамин, последнее время чисто автоматически листавший какую-то фигню за капитанским терминалом и усиленно делавший вид, что развлечения молодежи его нисколько не интересуют, потер ухо и уставился на экран.
— Я только не понял, — продолжил Теодор уже нормальным голосом, — а почему именно зубы? Не, ну я понимаю, мертвецы все холодные, но почему тут упоминаются не какие-нибудь другие части тела? Почему, допустим, не подмышка мертвеца? Ну или там...
— Да ну тебя!
Судя по шлепку, Полина запустила в пилота чем-то мягким. Судя по скрипу кресла и довольному гыгыканью, пилоту удалось увернуться.
— А я другого не понял, — задумчиво уточнил Дэн. — Кто ими манипулировал?
— Кем? Полина, прекрати, а то я тоже чем-нибудь в тебя брошу!
— Мамой того мальчика и самим мальчиком, причем мальчиком в куда большей степени. Понятно же, что мама не просто так принесла тот красный комм мальчику и при этом категорически запретила им пользоваться, ее кто-то заставил так поступить. Кто-то, кому нужен был подход к мальчику и возможность его дальнейшей психологической обработки. И неизвестным манипуляторам был нужен именно мальчик, мама тут выступает в виде вспомогательного средства, а не цели, что и подтверждается ее ликвидацией сразу же по исполнении возложенной функции. И сама форма ликвидации, по сути, является еще одним фактором воздействия на мальчика. Вот мне и интересно: кто на него воздействует и какие преследует цели?
— Дэн, ты, случаем, с моей сестрой в последнее время не общался?
— Да ну вас! Лансик, а тебе-то хоть понравилось?
— Нет.
— Почему?!
— Потому что неправда. В стандартной каюте среднестатистическая женская особь никак не могла поместиться на стандартном столе целиком.
— Да ну вас всех! Придурки! Это была самая страшная страшилка моего детства! Я на ней выросла! Самый ужасный ужас! Мне потом жуткие кошмары снились! Вениамин Игнатьевич, ну хоть вы им скажите!
Отделаться невнятным подтверждающим бурчанием доктору не удалось: Полина уже переключила свое внимание на новый объект — и с ничуть не меньшим энтузиазмом.
— Вениамин Игнатьевич… А какие у вас были самые любимые страшилки? А вы вообще чего-нибудь боитесь? А страшные сны вам снятся?
Удирать в каюту было поздно, неподобающе для достоинства приличного доктора, да и просто лень. Оставалось оставаться где и сидел. И отвечать со всем возможным и приличествующим приличному доктору достоинством:
— Конечно снятся. Кошмарные сны — естественная реакция любого разумного существа на полученную во время бодрствования негативную информацию, своеобразная сублимация и отработка пережитого в реальности страха. Страх же — тоже совершенно естественная реакция человеческой и нечеловеческой психики на угрожающие или просто некомфортные ситуации и условия окружающей среды, своеобразный предупреждающий сигнал, который дает возможность и время…
— А какие? — Экскурсы в абстрактную человеческую и инорассовую психологию Полину интересовали куда меньше, чем экскурсы во вполне конкретную психологию ее сокомандников.
Вениамин чопорно поджал губы, скрывая улыбку:
— Разные. Например, что я все еще женат. Ужасный, я вам скажу, был кошмар, к тому же повторяющийся.
— И как вы с ним справились?
— Вспомнил, что разведен. И напомнил об этом бывшей жене — во сне, разумеется.
Переждав волну хихиканья и сам поулыбавшись, Вениамин добавил уже не так чопорно:
— А вообще — боюсь, конечно. Больше всего боюсь оказаться беспомощным, когда потребуются мои профессиональные навыки. Как тогда, после… ну, вы помните. Или что не хватит какого-нибудь расходника, который окажется нужен позарез, а я просто забыл возобновить его запасы, потому что раньше он сроду не был нужен. Обычный медицинский страх, все врачи ему подвержены в той или иной степени.