Доктор решает умереть
Серое февральское утро началось как обычно. Снова в больницу заявилась очумевшая жена пациента. Она кричала, обвиняя доктора Корягина в воровстве и всех смертных грехах. Это повторялось уже много дней подряд, и каждый раз начиналось одинаково. Корягин уже понял, что такими темпами не доживет и до тридцати.
- Вы его залечили! Издеваетесь над ним! Я привезла его здоровым, а сейчас во что он превратился?! Вы коновал! Фашист! Вас надо расстрелять!
Эти слова больно ранят, особенно когда они несправедливы. Корягин помнил, как принимал того больного. Пожилой мужчина поступил в состоянии сопора. Диагнозом приемного отделения было "сосудистая деменция". Или старческое слабоумие. Пациент был крайне истощен. Он не разговаривал и не вставал - настолько были скованы его конечности. Корягин сделал невозможное. Он поднял умирающего человека из гроба. Только, кажется, зря. Мужчина оказался никому не нужным. Супруга отказалась забирать мужа домой.
- Вы что себе позволяете?! - кричала отвратительная старуха. - Вы не врач! Вы убили его совсем, до смерти! Посмотрите, когда он поступал к вам, был в уме! С собакой гулял! А теперь овощ! Вы ничтожество! Я подам на вас в суд!
От крика ее сморщенное, мелкое лицо побагровело и напоминало теперь жухлый помидор. На попытки успокоить, старуха только распалялась еще больше.
Но Корягин терпел это. Ни разу не подав виду, и не нахамив в ответ. Впитывал глубоко в свою душу эти оскорбления, очевидно, пытаясь «переварить», и не демонстрировать окружающим свои чувства.
Самым забавным, пожалуй, в этой ситуации было то, что больной чувствовал себя хорошо. То есть, он был здоров в той мере, в какой может быть здоров человек полностью потерявший разум. Он кушал, самостоятельно вставал. Ходил в туалет, даже иногда ругался на санитарок.
Доктор не один раз собирал консилиумы в составе главных специалистов. Приходил даже начальник медицинской части. И все, как один, твердили что больной нуждается в скорейшей выписке. На этом все. Что называется, социальный уход. Проще говоря, излечить человека может только семейное окружение. Больше всего доктора доканывала пассивность и бездействие окружающих. Особенно начальника. Нет бы запретить жене больного допуск в отделение, подать в суд в конце концов. Сделать что угодно, чтобы от безумных родственников не страдали другие больные. Но нет. Как бы Корягин не настаивал, решение было однозначным - «не обострять».
Вот и кончилось это не-обострение тем, что бедный Корягин раздумывал о том, куда бы ему деться. Подальше от этого всего. Может быть, лучше на тот свет? Он чувствовал уже, что его ум разлагается. Душа, наполненная грязью, гниет изнутри. Но выхода из этой ситуации никакого не видел.
В то утро доктор Корягин, после полученной порции оскорблений и клеветы, вышел покурить и увидел ее. Острая как шпага, огромная сосулька висела под козырьком у входа. "Должно быть, это очень опасно", мрачно подумал доктор Корягин. Ведь наверняка эта сосулька сорвется, и убьет кого-нибудь. А может, даже и меня. Последняя мысль показалась ему симпатичной. Если он не смог выписать больного, значит выпишется сам. Позорно покинет поле боя. Не смотря на то, что доктор при своих коллегах бывал демонстративно циничен, судьба любого пациента часто тревожила его больше, чем собственная. Настолько, что Корягин порой забывал побриться и погладить брюки. А иногда и поесть. Днем Корягина терзала тревога, а по ночам к ней присоединялась бессонница. Доктор по несколько часов ворочался в кровати, одолеваемый навязчивыми мыслями. Измученный ночным беспокойством, он звонил медсестрам на пост чтобы узнать, как там поживает его больной. И лишь удостоверившись, что с больным все хорошо, засыпал тревожным сном. Ровно до рассвета, пока будильник не прозвонит шесть ноль ноль. Чтобы Корягину снова встать, и идти сквозь туман и снежную бурю за очередными ушатами грязи от мерзкой бабки.
Последние недели доктор только и думал, как бы выписать больного. Иначе, он, Корягин, будет виноват во всем. И бабка подаст жалобу в прокуратуру (вы не сомневайтесь, подам. За мной не заржавеет. Вы проклятый коновал и гестаповец. Сколько можно? Только сидите весь день, жрете и курите! Я напишу жалобу, у меня связи!). А заодно на портал Президенту (Вы здесь работать больше не будете. Лечить не умеете, вас сажать надо. Какую-то трубку поставили, ну и что что он без нее умрет. Пришел-то без этой штуковины!).
Доктор Корягин, уныло затянувшись табачным дымом, сделал несколько шагов вперед и остановился. Прямо на него сверху уставилось жало потенциальной убийцы. Оно целилось точнехонько ему в макушку. Доктор Корягин взглянул на сосульку и прикинул, насколько будет больно, когда она войдет ему в череп. Скорее всего не очень. Смерть будет мгновенной. Тяжелая глыба льда в пару секунд превратит его голову в кровавое месиво. "Вот старухе радость будет. Попробуй она теперь кого вором обзови". Это ж только Корягина можно. Он терпеливый. Да только любой бы сломался от такого прессинга. Молодой доктор, много сил. И тем быстрее чуткость к больным сменит апатия и эмоциональная опустошенность. Интересно, как отреагировал бы начальник, увидев труп подчиненного? Может быть, расстроился бы. Стал бы винить себя, что не досмотрел. И на этом, наверное все. А что еще? С мертвого врача спрос маленький. Корягин усмехнулся. Сигарета заканчивалась, а сосулька, к неудовольствию доктора, все не падала. Вдруг поднялся ветер, увлекая за собой вихри ледяного снега. Его дуновения заставили доктора плотнее застегнуть белый халат. Корягин поморщился. Раз умереть не удалось, придется работать. Швырнув бычок в мусорное ведро, Корягин развернулся и пошел обратно в отделение. Дверь за ним захлопнулась, а с козырька на крыльцо ухнула и разбилась тяжелая сосулька. Но он этого уже не слышал.