К великому везенью в это время в Австралии скончалась его любимая тетушка-процентщица, по глупой случайности зарубленная топором, за который держался один влюбленный несчастный студент. Нет, конечно, он был влюблен не в тетушку Д. И. Блока, старую каргу с платиновыми зубами и золотыми подтяжками на лице, а в ее служанку-филиппинку, которая спала с хозяином местной фруктовой лавки. Который спал с соседской матерью-одиночкой семи детей. Которая спала с водителем мебельного фургона. Который спал… Ну, неважно с кем. Это не имеет отношения к делу.
Так вот. Тетушка, убиенная в порыве слепой страсти, предметом которой она не была, но по счастью об этом не узнала, оставила все свои капиталы любимому племяннику. С условием, чтобы он потратил часть ее состояния на богоугодное дело. Джин Икарус Блок не только выполнил тетушкино желание, но даже перевыполнил его. Ибо тут же, не сходя с места, вернее, сходив совсем недалеко, спустил оставленное ему огромное наследство (896.857 американских $$$ и восемь центов после выплаты по налогообложению) в зале игровых автоматов, принадлежавших монахиням из ордена Предобрейшего Сердца Иисусова. Слава богу, что билеты на самолет Д.И. Блок предусмотрительно приобрел сразу в оба конца — их все равно продавали по цене одного. Теперь он летел домой, а в его кармане еще оставались восемь центов от тетушкиного наследства.
Впрочем, толку от них было мало — на борту самолета не оказалось ни одного «однорукого бандита». А как ни крути, без «однорукого бандита» высидеть в трансконтинентальном полете, имея при себе целых восемь центов в кармане, очень нелегко. Деньги жгли Джину Икарусу Блоку ляжку, потому что, лежали в заднем кармане его потрепанных джинсовых штанов. Кожаная кепка жгла Джину Икарусу Блоку макушку, потому что была из дрянного заменителя, а на его лысой голове совершенно не осталось волос. Сами подумайте, как тут не полысеть! Да тут любой облысеет! Две закладных, одна накладная… ну и так далее. Смотри выше.
Кепка же нужна была Д. И. Блоку на всякий случай за ради маскировки. Вдруг один из десяти горячих ростовщиков послал одного из своих не менее горячих подручных за ним следить? Когда должен такие деньги, за тобой послать могут кого угодно и куда угодно, а вот ты при встрече уже никого и никуда не сможешь послать. Тем более что из соседнего кресла через проход на Д. И. Блока то и дело зыркал украдкой молодой патлатый человек с ясными детскими глазами. Уже шестой час, как зыркал, и все без остановки.
Д. И. Блок долго и мучительно пытался вспомнить, где ему приходилось видеть раньше этот чистый и наивный взгляд, но ему никак не удавалось. Лишь на шестой секунде шестой минуты шестого часа его, наконец, осенило. Как же! Он видел этот чистый и наивный, ясный детский взгляд на рекламных плакатах сверхмягкой антикоррозийной туалетной бумаги «21-шелк». Где молодой патлатый человек сидел со спущенными штанами на розовом унитазе, радостно улыбался в тридцать два зуба, а вокруг его шеи висело кокетливое ожерелье из рулонов сверхмягкой и антикоррозийной. Ниже шла ободряющая надпись «21 всегда одно, заботься о нем!». Джин Икарус Блок вздохнул с облегчением. Значит, молодой человек с детскими глазами не был посланцем от гангстеров. Но зачем же он все-таки пристально смотрел на Д. И. Блока?
Ответ был прост, но пока неизвестен Джину Икарусу. Молодой человек, полноправный гражданин Израиля, звался Арчибальд Шмулевич Кац-Бруевич. Или коротко, для близких приятелей и наглых продюсеров, Чак с пейсами… Вовсе это не патлы никакие были, дурень, а национальное еврейское головное украшение!.. В общем, этот Чак вместе с его пейсами оказался еще и с настоящей придурью. А именно. На самом деле по профессии он был известным концертирующим пианистом и даже некогда фортепьянным чудо-ребенком. Но его талант сгубила непреодолимая страсть ко всякого рода рекламе. И вот, в один чудесный день, он забросил подальше ноты вместе с пюпитром и черным фраком — рояль подальше забросить он никак не мог, слишком тяжелый, — а после отправился в ближайшее агентство наниматься манекенщиком.
Вдобавок всему Арчибальд Кац-Бруевич оказался страстным коллекционером всяческой рекламной дребедени, особенно если редкой и непотребной. Как раз такой образчик и украшал кожаную кепку из дрянного заменителя, что красовалась на лысой голове Д. И. Блока. Прямо посреди лба, вместо кокарды, у Джина Икаруса сиял значок, прикрепленный на прощание сочувствующей рукой монахини из ордена Предобрейшего Сердца Иисусова. На громадной оранжевой блямбе была изображена голая и пышная женская грудь шестого размера с крошечными крестиками вместо сосков, а по окружности шел, начертанный ярко-красными буквами, двусмысленный призыв: «Предайся в руки Господа!». Чак с пейсами вот уже шесть часов плотоядно облизывался на вожделенный значок. И, не вынеся мучительного зуда собирательства, заговорил первым: