— Вы смеетесь надо мной, доктор?
— Вовсе нет, спросите у вашего отца.
— Отчего же отец, известивший меня о вашей смерти, не сказал ни слова о вашем воскресении?
— Не знаю. Но, как бы то ни было, это правда, и потому я пришел повидаться с вами.
— Я все еще не понимаю вас, доктор.
— Вы поймете, если послушаете меня внимательно. Вы ведь осознаете всю важность моего открытия, не правда ли? Если бы оно было важно только для меня, человека старого и уже немало пожившего на своем веку, то я и не стал бы стараться его сделать. Но меня глубоко тронули молодые люди, оплакивающие дорогих им людей. У этих юношей еще все впереди, но они не хотят жить. Я думал об их отчаянии, свидетелем которого был перед своей смертью, и, вернувшись к жизни, я, прежде всего, решил их утешить. Теперь вы меня понимаете?
— Да, — ответил Генрих, стараясь избежать проницательного взгляда доктора.
— Теперь, когда я уверен в успехе своих будущих опытов, — продолжил Серван, намеренно выделив последнее слово, — мне, прежде всего, захотелось увидеть вас, мой молодой друг. Когда я покинул вас, вы были в таком отчаянии, что я даже не посмел сказать вам о смерти Магдалины, вместе с которой вы и сами хотели умереть. Теперь, глядя на ваше бледное измученное лицо, я понимаю, что вы по-прежнему безутешны.
Генрих побледнел, и слезы навернулись ему на глаза.
— Перестаньте, не плачьте, — сказал доктор, — все еще можно поправить. Прекрасная Магдалина так любила вас, что ваши воспоминания о ней во многом помогли бы мне в моем деле. Я с нетерпением жду той минуты, когда смогу вернуть ее вам.
— Ее!.. Вернуть мне? — прошептал больной. — О боже мой! Боже мой! Что вы такое говорите?!
И юноша, весь в слезах, уткнулся лицом в подушку, которую судорожно сжимал руками.
— Генрих, что с вами? — спросил Серван. — Разве вы больше не любите Магдалину?
— Я не люблю Магдалину? — закричал молодой человек, поднимаясь и отнимая руки от залитого слезами лица. — Как я могу не любить ее, доктор! Я отдал бы за нее свою жизнь!
— Тем лучше. То, о чем я хотел вас попросить, можно осуществить сейчас же.
— Что же это?
— То, чего я не могу сделать без вашего согласия.
— О чем речь, доктор?
— Вы любите Магдалину? Скажите мне это еще раз.
— Вы и сами прекрасно это знаете, доктор.
— В таком случае хотите ли вы, чтобы я вернул ее вам?
— Вы можете это сделать? — спросил молодой человек, бледнея.
— Я сам могу служить доказательством того, что это в моих силах.
— О, будь я проклят! — вскрикнул Генрих и разрыдался.
— Почему же?
— Вы не знаете, что произошло. О боже мой, боже мой! — восклицал молодой человек, заламывая руки.
— Что же случилось?
— Теперь я понимаю, почему отец не говорил мне о вашем открытии. Сегодня я уже не могу просить вас воскресить Магдалину, потому что в таком случае как ее, так и моя жизнь станет бесконечной чередой несчастий. Вы ведь не желаете зла ни мне, ни ей, не правда ли?
— Объяснитесь, — потребовал Серван, пристально глядя в глаза Генриха.
— Вы меня осудите, но то, что я хочу вам сказать, действительно страшно.
— Бога ради, говорите.
— Слушайте же, — сказал юноша, вытирая слезы. — Воспользовавшись моим отчаянием, отец заставил меня согласиться на то, что ему было нужно. Моя мать тоже стала умолять меня, и, чтобы они оставили меня в покое, я дал им слово…
— Чего же они от вас требовали?
— Согласия на брак, которого они желают, — ответил Генрих, задыхаясь.
— Но, — сказал доктор, — этот брак еще не заключен?
— Нет.
— Вы можете взять слово назад, раз вы дали его по принуждению.
— Это невозможно, доктор! И отец, и мать проклянут меня. Разумеется, если бы Магдалина не умерла, я бы всем ради нее пожертвовал. Но, увы, бедная девушка покинула земной мир, она теперь предстала перед Богом и, освобожденная от всех земных страстей, быть может, за меня помолится.
И несчастный закрыл руками лицо. Доктор, казалось, задумался на несколько минут, затем встал и сказал:
— Ваша правда, Генрих, своим родителям вы должны платить добром за добро.
— Любезный доктор, — продолжал молодой человек, протягивая Сервану руку, которую тот принял, — вы меня прощаете, не правда ли?
— Мне не за что прощать вас, друг мой, — ответил доктор. — Вы повинуетесь естественному закону. Он предписывает детям жертвовать собой ради счастья своих родителей. Прощайте, мой юный друг, берегите себя, постарайтесь утешиться и будьте счастливы.
— О, это невозможно! — прошептал юноша.