Выбрать главу

— Во-вторых, дать ответ господину Ивариусу.

— Какой ответ?

— Относительно ребенка, который живет у вас.

— Вы говорите о внуке старой Жанны?

— Да.

— И что с ним? — поинтересовался доктор участливо.

— При нынешних обстоятельствах, — вмешался Ивариус, — мы не можем им заниматься. К тому же он нуждается в свежем воздухе. Я сказал об этом господину нотариусу, и оказалось, что он знает одну старую женщину, которая живет в двух милях отсюда и охотно возьмет на себя попечение об этом мальчике. Он предложил мне отвести малыша к ней, и я согласился. Вы не довольны этим?

— Напротив, друг мой, ты очень хорошо поступил.

— И я привез господину Ивариусу известие о том, что ребенок благополучно доехал.

— Тысячу раз благодарю вас, милостивый государь.

— Кроме того, я должен вам передать кое-что.

— Что это?

— Ваше завещание. Так как вы не умерли, то я могу хранить его только с вашего согласия.

— Оставьте его у себя, любезный друг, оставьте у себя. И того довольно, что я принял на себя труд написать его единожды; к тому же это, как я уже говорил, моя окончательная воля.

— Только это мне и нужно было, и теперь остается только попросить у вас извинения за беспокойство.

— Вы меня нисколько не беспокоите, любезный друг.

— Когда я вошел, — сказал нотариус, — мне показалось, что вы были заняты какими-то размышлениями.

— О, это естественно, — заметил Ивариус. — Господин Серван размышлял об опыте, который сегодня же повторит.

— На ком же?

— На графине Доксен.

— Ах да, об этом говорили у баронессы, — вспомнил нотариус. — Я и сам хотел расспросить вас об этом.

— Вы ее знаете?

— Очень хорошо. Я нотариус графа.

Серван с Ивариусом переглянулись.

— Присядьте, мой любезный друг, — предложил врач.

Нотариус взял стул и сел.

— Да, да, — сказал он, — да, граф является одним из моих клиентов.

— Этот бедняга, — воскликнул доктор, — очень любил свою жену!

— Что вы такое говорите?..

— Он обожал графиню!

— Кто, граф Доксен?

— Он самый.

— Вы бредите!

— Нисколько.

— Сразу видно, что вы вернулись с того света.

— Как! Граф Доксен не влюблен до безумия в Эмилию, свою жену?

— Вовсе нет.

Ивариус, прислонившись к стене, внимательно слушал этот разговор и временами поглядывал на своего господина, который также иногда бросал на него многозначительные взгляды.

— Это странно! — нахмурился доктор.

— И тем не менее все именно так.

— Но я застал его в величайшем отчаянии.

— Ложь!

— Я видел, как он плакал.

— Комедия.

— Но я едва удержал его от самоубийства.

— Что же ему еще оставалось делать?

— Умереть! Это обычный ответ на подобный вопрос. Но он ведь похитил графиню?

— Да.

— Из любви?

— Из выгоды.

— Она была прекрасна.

— Графиня была очень богата, вы хотели сказать.

— Но откуда вам все это известно?

— Послушайте, доктор. Я бы никогда не сообщил вам того, что говорю теперь, ведь нотариус должен хранить тайны, как духовник, если бы вы не хотели вернуть жизнь существу, которое умерло от горя, для которого жизнь была бесконечным мучением. Воспользуйтесь, если вам будет угодно, теми сведениями, что я вам дам, но не говорите, что вы узнали их от меня.

— Я вас слушаю.

— Около десяти дней назад графиня занемогла, и к ее нравственным страданиям присоединилась чрезвычайно опасная скоротечная болезнь. Граф, прекрасно знавший, что делает, послал за лучшим врачом в городе, фамилия которого…

— Имя ничего не значит, я их всех знаю, — с улыбкой перебил его доктор. — Продолжайте.

— Итак, болезнь только усиливалась час от часу, и граф послал за мной. Я прибыл к нему, и господин Доксен, вынув из бюро свой брачный контракт и другие бумаги, сказал мне не смущаясь:

— После смерти жены я стану ее наследником, не правда ли?

— У вас нет детей? — спросил я.

— Нет.

— В таком случае, граф, ваше положение очень сложное: если графиня умрет, не оставив никакого завещания в вашу пользу, то все ее имущество вернется к ее матери, и вы ничего не получите.

— Ничего?

— Совершенно ничего.

Я не могу описать вам, любезный доктор, какое у графа было выражение лица в эту минуту.

— В таком случае она напишет завещание.

— Но для этого, — заметил я, — нужно, чтобы она была в состоянии писать или по крайней мере говорить; для этого необходимо, чтобы графиня пришла в чувство…

И тогда произошло нечто неслыханное. Этот человек подошел к постели жены и, забыв о моем присутствии, начал звать ее, сперва тихо, а потом все громче и громче. Увидев, что больная не отвечает, он взял ее за руку и начал трясти так сильно, что графиня издала жалобный стон, и мне пришлось броситься между ним и его женой, умоляя его усмирить свое отчаяние.