Вероятно, я должен был возмутиться, но когда становишься свидетелем проявления подобных страстей, то, мне кажется, благоразумнее делать вид, что ты их не замечаешь. Граф был в исступлении.
— Что делать? Что делать? — кричал он в ярости.
— Быть может, графиню можно спасти.
— Ваша правда, — ответил он. — Это единственное средство.
Я все еще делал вид, что ничего не понимаю, потому что, прежде всего, я считал себя обязанным спасти жизнь этой женщины. Я также думал, что для всякого больного возвращение к жизни — уже счастье.
— Доктор не дает гарантий, — сказал граф.
— Кто же этот доктор?
Он его назвал.
— Я полагаю, — сказал я, — это самый худший медик во всем городе.
По взгляду Доксена я понял, что, желая как можно скорее получить наследство жены, он послал за самым плохим лекарем, какого только сумел найти. Мне было стыдно за этого человека. Поскольку он понял, что единственным средством выйти из этого затруднительного положения было спасти жену, то спросил меня:
— Знаете ли вы человека, который ее вылечит?
— Я знаю человека, — ответил я, — который может ее спасти, если есть хоть малейшая возможность.
— Его имя?
— Доктор Серван.
— Мне о нем говорили! — неосторожно воскликнул он, лишив меня последних иллюзий на его счет.
И он послал за вами, а потом спросил у меня:
— Если графиня составит завещание в мою пользу, что нужно для того, чтобы оно было неоспоримо?
Я сообщил ему сведения, которых он от меня требовал.
— Теперь, — произнес он, — вы можете удалиться.
Я не заставил его повторять дважды. Он протянул мне руку, но я сделал вид, что не заметил этого движения, и поспешно вышел.
Граф вел развратную жизнь, из-за чего растратил все свое состояние. Он встретил эту молодую девушку во время одного из своих путешествий по Франции. Желая воспользоваться ею, чтобы поправить свое состояние, он ее похитил, и только одному Богу известно, сколько ей пришлось вытерпеть из-за его страшных пороков. Остальное вы знаете, и если позволите дать вам совет, любезный доктор, то я на вашем месте оставил бы эту женщину там, где она сейчас находится. Повторяю, жизнь ее была слишком тяжела, чтобы она могла вернуться к ней с радостью.
— Благодарю вас, — сказал доктор. — Этот человек — подлец.
— Куда вы идете?
— В морг.
— Зачем?
— Повидаться с графом, он ожидает меня там.
— А графиня?
— Завтра будет погребена.
— А он?
— Он сегодня вечером застрелится, — сказал доктор.
Серван вышел и отправился к Доксену, который ожидал его, не сводя глаз с двери. При виде доктора он встал, побледнев от страха и надежды.
Доктор медленно приблизился к нему. Граф стоял, опершись одной рукой на гроб своей жены.
— Ну что? — спросил он.
— Поклянитесь мне снова, — сказал старик голосом, заставившим графа содрогнуться, — поклянитесь, что вам не в чем упрекнуть себя по отношению к графине, что вы всегда любили свою жену и единственно из любви к ней желаете, чтобы она воскресла.
Доксен невольно отступил на несколько шагов назад. Сделав над собой усилие, он тщетно попытался придать уверенности своему голосу и сказал:
— Клянусь!
— Вы лжете, господин граф, — проговорил старик, сделав шаг вперед и очутившись лицом к лицу с Доксеном. Тот вынужден был сесть, чтобы не упасть при звуках этого твердого голоса, обличавшего его. — Вы лжете, — решительно сказал Серван. Казалось, он был на такое не способен.
Граф всегда отличался храбростью, но храбростью дуэлянта, мужество которому придают тщеславие и представление о чести. Но там, где нет чести, нет и мужества; и храбрость графа бесследно исчезла, уничтоженная спокойствием доктора, присутствием тела покойной супруги и изображением Спасителя, которого он только что оскорбил своей ложной клятвой. Доксену казалось, что совесть его обрела материальную форму и теперь грозно возвышалась над ним.
— Граф, — обратился к нему доктор, — вы похитили эту женщину ради ее богатства, вы женились на ней ради ее богатства и ради богатства же хотите, чтобы она ожила. Неужели вы думаете, что Бог согласится покровительствовать этим корыстным замыслам и я соглашусь стать вашим сообщником?
— Кто вам это сказал? — прошептал граф.