— Я может, буду периодически заскакивать к тебе. Проведать. — Произносит Кавахира, идя следом. — А пока пошел, а то не люблю Верде, вечно ему надо все изучить и разложить на молекулы, так что если что — зови.
— Ок. До встречи! — Прощается Тсунаеши и включает плиту, одновременно набирая знакомый номер.
Услышав краткую версию произошедшего, старший Эспозито подорвался к Верде и в скором времени уже вовсю тихо гонял девушку по кухне, не забывая искоса поглядывать на неё выжидающим взглядом.
Спустя час, когда Верде пришел в себя и смог спуститься вниз, а Михаэль вместе с Тсунаеши уже накрыл стол на пять персон и Гамма принес Юни, трепетно усадив на высокий стул, опускаясь рядом. Тсунаеши начала рассказ.
Она опустила некоторые моменты и общую суть можно свести к одному предложению: «Я напитала своим пламенем систему Три-ни-сет и этого заряда хватит еще лет на тысячу-другую, а потому необходимость в аркобалено пропала. Вот Кавахира и снял проклятье.» Верде окинул её не читаемым взглядом, кивнул чему-то своему и не стал лезть с расспросами, как и Юни с Михаэлем и Гаммой.
С того дня прошла неделя
Верде начал исследовать собственный организм и, не найдя ни следа проклятья, начал реализовывать методики по восстановлению роста и возраста. Периодически вызывая ребят к себе с целью что-то уточнить. Большее всего доставалось Тсунаеши, как единственному метаморфу в его зоне доступа. Одновременно с этим начался активный туристический сезон и в клинику повалили толпы людей с отравлением, вывихами, переломами и прочими сопутствующими активному туризму болезнями.
Но как будто этого было мало, в провинции начался очередной дележ территорий и их союзная семья Веро решили подняться в иерархии. Естественно, что всех раненых они отправляли в «lʼospedale Ingannamorte», а молодые люди и рады, ведь таким образом они нарабатывают руку, исцеляя пламяносящих.
Тсунаеши стояла, смотрела на ассистента, проверяющего системы поддержания жизни. И, дождавшись его кивка, произнесла:
— Обещаю быть далека от всякого неправедного и пагубного, хранить тайну болезни и не разглашать её. Начали!
Операция была не очень сложная, но неприятная. Анестезиолог ввела «заморозку» в пулевое отверстие. Операционная сестра подавала инструменты. Ассистент контролировал состояние больного, а санитар его держал. Тсунаеши безо всякого неприятия или брезгливости копошилась в ране. Извлекала нитки, кусочки бронежилета и искала пулю, ориентируясь на рентген. Вот жакан был извлечен, отверстие зашито, повязки наложены и операция заканчивается.
Врачи и сестры выходят из операционной, переодеваются в тамбуре и отправляют одежду на обработку. Санитар увозит раненого в палату. Переодетые и умытые молодые юноши и девушки идут в столовую, где Рокурото задает интересующий всех вопрос.
— Тсуна, а что это было за обещание? — И хитро так заглядывает её в глаза.
— Когда?
— Перед началом операции. Что-то про неразглашение и далекие намерения. — Припоминает Альба.
— А, это! Это выдержка из клятвы Гиппократа. Я сказала для приведения себя в тонус.
— Понятно. А я уж думал. Все. Пропало наше гениальное дарование.
— Эй!
— Что? Скажешь не так? Разговоры сами с собой ведут к сумасшествию! — Поддерживает данный вопрос Мария.
— Да ладно вам! Я же ради того чтобы собрать мысли в кучу.
— Угу, угу. Псих никогда не признается, что он ненормальный.
Веселый смех. Дружеские тычки. И огромное количество энтузиазма. У них впереди вся жизнь и сейчас они счастливы.
========== Первые Хранители ==========
Тсунаеши стояла, касаясь бедром операционного стола, и смотрела на свое поле боя. Её команда, её хранители, капитаны и рядовые уже стояли на местах, готовые начать сражение. Она глубоко вздохнула, проверила показатели жизнедеятельности пациента и негромко произнесла:
— Обещаю сделать все от меня зависящее и немного больше. Начали!
Анестезиолог закатила глаза, услышав очередную вариацию клятвы, которая зависела от сложности процедуры. Операционная сестра же наоборот лишь весело и тихо хмыкнула, понимая, что данное хирургическое вмешательство обещает быть легким, если не выскочит что-то не найденное при обследовании.
Следующие шесть часов, казалось, длились вечно. Отточенный, будто скальпель, разум Тсунаеши руководил её телом, не позволяя допускать ни малейшего промаха, интуиция контролировала состояние больного и тревожно попискивала рядом с сердцем. Тсуна уже в который раз сделала себе в уме заметку, что надо намылить шею пациенту и курирующему врачу за недосказанность, все-таки склонность к перикардитам не мелочь.
Когда Тсунаеши чувствовала, что её покидают силы, она представляла себя ярким огоньком в центре странной, цветной паутины из семи цветов и аккуратно тянула силы с одного из краев. Сразу становилось легче, мозги прочищались и, притихшая до этого интуиция радостно позвякивала, сообщая о готовности врача и дальше бороться за жизнь пациента.
О самой методике знало всего несколько человек, каждый из которых во время операции переживал не меньше, нежели сами участники события.
Санитар Гокудера с чувством выполненного долга полюбовался на сверкающие полы в операционном блоке и отправился в столовую, поглядывая на часы — до конца операции оставалось минут двадцать, а значит, он позволит себе перекусить. Затем надо встретить Босса, дать ей чашку горячего чая, отдать документы и следить за её состоянием, а то она очень увлекающаяся личность.
Он уже несколько раз наблюдал, как она по три дня не выходит из клиники, разбирая бумаги и проводя операции, особенно в разгар туристического сезона, абсолютно без отдыха. Он ни разу не видел ее отдыхающей, все чаще что-то делающей с огоньком задора в глазах.
Периодически она, правда, берет себе задания на поиск пропавших или вызволение заложников и исчезает на некоторое время, но это бывает редко, основной её доход это больница. Кстати, надо отдать ей приглашение на проведение операции в Риме.
Хаято Гокудера подошел к столовой, сделал чай, перекусил и отправился к операционному блоку, неся в руках большую чашку с чаем, и припоминания как они встретились.
Это произошло месяц назад. Он тогда взялся за заказ об устранение босса недавно образованной союзной семьи Веро, как тогда считал, и не ожидал что главой семьи Инганноморте, его целью, окажется девушка, способная уложить его на лопатки не отвлекаясь от бумаг. Она тогда просто сделала небольшой надрез скальпелем, и он упал, а когда Хаято очнулся, то первое что увидел, было обеспокоенное выражение милой девушки лет 13. От неё исходило такое приятное чувство умиротворения и спокойствия, что он просто расслабился и заснул. При втором пробуждении Гокудера узнал, что это и был его заказ, но его это уже не волновало, он нашел свое Небо и доверился ей, попросив разрешения войти в её семью.
До чего же было страшно видеть её раздумья, но глаза цвета жженой карамели, смотрящие прямо в душу уже не оставили ему выбора. Откажи Тсунаеши ему, и он просто стал бы сталкером, следил и помогал бы ей из тени. Однако Донна Инганноморте согласилась и сходу огорошила списком обязанностей: бухгалтерия и бумаги, а также извещения о важных встречах.
Именно так Хаято Гокудера обрел свои Небеса. Потом были встречи с сестрой и спасительные беседы с Тсунаеши — зови меня Еши! — в результате которых нашлось решение его проблемы. И встреча с отцом, в которой он признался в смене своего статуса. А также знакомство с другими членами его новой Семьи.
Рокурото — мужчина, взявший на себя обязанности схожие с главой CDEF, то есть разведка и добыча информации, а также незаменимый ассистент на любой сложной операции с пламяносящими мафиози.
Кисе — парень немного не от мира сего, замечательный программист и аналитик, добрый, заботливый и позитивно смотрящий на любую проблему, в случае опасности способный сосредотачиваться на нескольких проблемах и блестяще реагировать на непредвиденные обстоятельства, Дождь Рокурото.